Опасное знание - [23]

— Бюгден, — подсказал Бюгден.

Весь пыл Карландера как-то сразу пропал.

— Право же, мне и в голову не приходило вызывать полицию, — сказал он.

Юхан-Якуб объяснил, что произошло.

— Дело в том, что, когда я пришел сюда, на мне были галоши Карландера. И как раз когда я снимал их, он вошел в гардероб и стал искать свои галоши.

— Я поймал тебя на месте преступления, — рассмеялся Карландер.

Он вдруг снова пришел в хорошее расположение духа.

— Когда профессор Карландер пришел сюда? — спросил Харальд.

— Я сижу здесь с четырех часов, — ответил Карландер. — И прекрасно знаю, что пришел сюда в своих собственных галошах.

— Самое непонятное во всей этой истории то, что сегодня я здесь еще не был и пришел как раз перед вами, — сказал Рамселиус. — По логике вещей, я должен был бы надеть галоши Карландера, когда выходил из университета несколько минут назад. Но дело в том, что…

У Рамселиуса был довольно смущенный вид.

— Дело в том, что начиная со вторника я ходил в галошах Манфреда Лундберга. Очевидно, я надел их по ошибке в преподавательской. Что поделаешь, профессорская рассеянность… А мои галоши стоят здесь как ни в чем не бывало.

Рамселиус указал на пару галош возле стойки для зонтиков.

— Не могли же они сами прийти сюда из преподавательской, — закончил Рамселиус свою мысль.

Наклонившись, комиссар Бюгден взял эти галоши и сравнил их с галошами Карландера.

— Тот же фасон и тот же размер. Меток нет ни на той, ни на другой паре. Тем не менее каждый из вас легко узнает свою пару? — спросил Бюгден.

Оба профессора в один голос заверили его в этом. Рамселиус показал нам царапину на одной из галош, а Карландер — пятно на подкладке. Оба они носили обувь сорок второго размера. Карландер надел свои галоши и очень довольный отправился домой.

— Почему вы не сказали мне, профессор, что ходите в галошах Лундберга? — спросил Харальд.

— Я думал, что это не имеет ровно никакого значения, — ответил Юхан-Якуб. — Разве не так?

— Не знаю. Странно, однако, что ваши собственные галоши, профессор, оказались здесь. На них нет никакой метки. И можно предположить, что кто-то принял их за галоши Лундберга, зная, что Лундбергу они больше не понадобятся…

— Н-да, вполне возможно, — согласился Рамселиус. — Но тогда, значит, убийца назло нам пришел в «Альму» без галош!

— Все это мы расследуем, — сказал Харальд. — Но вы уверены, что во вторник пришли в «Альму» в своих собственных галошах?

— Не мог же я забыть их здесь! — сказал Рамселиус. — Когда я пришел, они были на мне.

Мы пожелали Рамселиусу спокойной ночи и поехали ко мне. Я пригласил и Бюгдена. Потом мы обзвонили всех, кто мог иметь хоть какое-нибудь отношение к этому вопросу. Ни Мэрты с Германом, ни Эрика, ни Ёсты не было дома. Ответил нам только Улин. Он сказал, что носит боты. И во вторник был в университете тоже в ботах. А вообще обувь у него тоже сорок второго размера.

Больше мы его ни о чем не расспрашивали. Галоши Манфреда куда-то бесследно исчезли.

8. Турин

Вечером мы смотрели фильм с Мэрилин Монро и Джеком Леммоном. Действие происходит в Америке во времена «сухого закона». Джек Леммон и еще один парень переодеваются в женское платье. Это старый комедийный трюк. Но фильм смотрится хорошо, а местами даже захватывает. После кино мы посидели с часок в погребке «Вермланд», съели несколько бутербродов и выпили по кружке пива. Потом решили пройтись. Погода немного разгулялась, и, хотя по-прежнему шел снег, ветер почти совсем стих. Мы пошли по Осгрэнд мимо церкви святой Троицы. В факультетской канцелярии, которая выходит окнами на юг, горел спет.

— Кто это работает так поздно? — спросила Ульрика.

— Наверное, уборщица, — ответил я.

Мы пересекли Эфре-Слотсгатан и пошли дальше к кладбищу. По дороге мы говорили о Мэрте Хофстедтер. Мне показалось, что Ульрика испытывает к ней некоторую антипатию.

— Ее семинары слишком легковесны, — сказала она. — Мэрта любит порассказать о том о сем, но у нее никогда нет плана занятий, Она преподает без всякой системы, и получается какая-то каша. Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду.

— Она не выделяет никаких направлений, не делает ни обобщений, ни выводов, — продолжала Ульрика. — Зато у нее в запасе множество эпизодов из частной жизни. Она обожает рассказывать истории из частной жизни писателей.

Дойдя до Кладбищенской улицы, мы свернули влево и направились к Английскому парку.

— Ее собственная частная жизнь тоже не лишена пикантных подробностей, — заметил я.

— Она непременно хочет, чтобы ее считали эмансипированной дамой, это для нее дело чести, — заявила Ульрика.

— Эмансипированной? — удивился я.

— Называй это как угодно, — раздраженно сказала Ульрика. — Она спит с каждым встречным и поперечным. И скоро она совсем доконает беднягу Германа. С каждым разом, когда я вижу его, он выглядит все хуже и хуже. Всего несколько лет назад он был совершенно другой.

— Сколько лет они женаты?

— Четыре года. Они поженились, когда я была на первом курсе.

Мы остановились и попытались закурить. Чтобы прикрыть огонек от ветра, мы тесно прижались друг к другу. Двинувшись дальше, мы вдруг заметили человека, бежавшего между деревьями по Английскому парку. Он выскочил из-за «Каролины». Сначала мне показалось, что человек этот бежит к нам, но он повернул к химическому факультету.