Опасное знание - [21]

— Так, — сказал Харальд. — А вы взяли с собой кофейник?

— Конечно, — ответил Эрик. — Я успел выпить только одну чашку, и в кофейнике еще оставалось довольно много кофе.

— Вы уже пили сейчас кофе? — спросил Харальд.

— Нет.

— Тогда выпейте одну чашку.

Эрик выпил кофе. Потом он встал, сунул под мышку лист бумаги, который заменял отпечатанные на машинке результаты конкурса, в правую руку взял кофейник, а в левую — чашку. Потом он подошел к верхнему концу стола и сел прямо против Мэрты.

— Я забыл сахар, — сказал он.

— К этому мы еще вернемся, — ответил Харальд. — А что взял с собой прецептор Лундберг?

Все молчали. Наконец тишину нарушил Хильдинг Улин. У него был чрезвычайно довольный вид.

— Должно быть, он взял с собой чашку, так как ты, Эрик, предложил ему потом налить еще кофе, — заметил Хильдинг.

— Да, вероятнее всего, так и было, — согласился Эрик. — Свой собственный кофейник он, кажется, оставил на старом месте.

Вальграв взял свою чашку в правую руку и сел рядом с Эриком, прямо напротив меня.

— А как стояли чашки по отношению друг к другу? — спросил Харальд.

Мы затаили дыхание. Вопрос был с подковыркой.

— Боюсь, что у меня не осталось каких-либо воспоминаний на этот счет, — ответил Эрик. — Нельзя же помнить все детали.

Он был явно недоволен расспросами и до крайности раздражен.

— Согласен, — сказал Харальд. — А не помните ли мы, кому сначала вы налили кофе?

— Помню. Сначала я налил кофе себе самому. И заметил, что в кофейнике еще осталось кофе. Тогда я спросил Манфреда, не хочет ли он еще чашку кофе. Он поблагодарил меня, и я налил ему тоже.

— Вы предложили ему и сахар и сливки?

— Эрнст дал ему сахар, — сказал Эрик, — а о сливках пусть расскажет Хильдинг.

— С удовольствием, — отозвался Хильдинг, который по-прежнему был настроен очень благодушно. — Вероятно, мы с Манфредом были единственные за этим столом, кто любит сливки. Манфред спросил, не осталось ли у меня немного сливок. В моем молочнике еще были сливки, а его оказался пуст. Времени было уже около часа, и мне пора было идти. Поэтому я встал, отдал Манфреду свой молочник и отправился в канцелярию работать. Но если вы действительно думаете, что я подсыпал в сливки яд, то вы ошибаетесь. Откуда мне было знать, что Манфред попросит у меня сливки?

— Я не выдвигаю против секретаря факультета никаких обвинений, — заявил Харальд. — И не обвиняю его ни в чем даже сейчас, когда утверждаю, что если вы берете молочник и, следовательно, держите над его горлышком руку, то отнюдь не невозможно бросить что-нибудь в сливки. Это прекрасно могло произойти уже после того, как Лундберг попросил сливки. Но это, конечно, просто гипотеза.

Хильдинг Улин наклонил голову и посмотрел на свою правую руку.

— Я не фокусник, — заметил он холодно. — Теперь мне можно уйти?

— Пожалуйста, — ответил Харальд. — Я не думаю, чтобы секретарь факультета нам еще понадобился сегодня.

Наконец — те же и Юхан-Якуб Рамселиус. Он остановился возле стола и, прищурившись, стал смотреть на нас, как смотрел во вторник. Он немного сутулился, однако, несмотря на его шестьдесят два года, первое, что бросалось в глаза, были его могучие плечи и крупная массивная голова.

— Я встретил Улина в вестибюле, — сказал Рамселиус. — Он проговорился, что все вы сидите в кафе. И я спустился в «Альму», чтобы взглянуть на вас. Я стал примерно здесь, между Манфредом и Эриком, и некоторое время о чем-то разглагольствовал. А потом совершил поступок не только предосудительный, но и весьма подозрительный.

Рамселиус наклонился над столом и вытащил кусок сахару из сахарницы Эрика. Он засунул его в рот и начал сосать.

— Сладкое — это моя слабость, — объяснил он. — А теперь я предлагаю вам, господа, следующий эксперимент: следите внимательно.

Харальд явно был немного взволнован сообщением Рамселиуса, но молчал. Между тем Рамселиус взял еще один кусок сахару и, зажав его между большим и средним пальцами, выпрямился. Он даже посмотрел на комиссара Бюгдена. Потом снова наклонился и протянул руку. Ни слова не говоря, он разжал пальцы, и кусок сахара упал прямо в чашку к Вальграву. Во все стороны полетели брызги. Этого нельзя было не заметить.

— Извините за брызги, — сказал он удовлетворенно.

— Пожалуйста, — отозвался Герман, который нисколько не боялся Рамселиуса. — Но если ты действительно бросил что-нибудь в чашку Манфреда, в чем я сильно сомневаюсь, то тебе следовало действовать более аккуратно.

— Спасибо за совет, — сказал Юхан-Якуб. — Ты хочешь сказать, что сахар нужно было держать над самой чашкой?

Герман утвердительно кивнул головой. Рамселиус взял еще один кусок сахару, наклонился гораздо ниже, чем в первый раз, и опустил руку к самой чашке. При этом очень выразительно посмотрел на нас. Разумеется, он был прав: все это выглядело очень неестественно. Затем он разжал пальцы. Брызг почти не было, но вокруг того места, куда упал сахар, кофе стало пениться.

— Voilà, — сказал Юхан-Якуб Рамселиус. — А теперь я пошел.

— Одну минуту, — попросил его Харальд. — Вас не затруднит припомнить, в котором часу вы пришли и в котором ушли?

— Право же, не помню, — ответил Рамселиус. — У меня очень слабое представление о ходе времени. Я пробыл здесь не больше нескольких минут. Полагаю, что, когда я уходил, еще не пробило часа.