Опасное наваждение - [13]

– Я тебя не боюсь, ты, холоп, – надменно сказала я, – и если ты не поостережешься, я прокляну тебя, и ты облысеешь.

– Матерь Божия! – Извозчик истово перекрестился. – Будь я на вашем месте, – обратился он к Сету, – я бы вышвырнул ее вон прямо здесь, в чистом поле. Она настоящее чертово отродье.

– А ты лжец и негодяй! – не растерялась я.

– Если бы ты была моей дочерью, я бы утопил тебя сразу после рождения! – закричал извозчик.

– Да если бы ты был моим отцом, то я и на свете не жила бы, – заявила я. – Умерла бы от стыда еще в утробе матери, клянусь…

– Тихо! – прорезал морозный воздух рассерженный голос Сета Гаррета. – Возвращайтесь к саням! Мы скоро отправляемся.

Однако извозчик стоял на месте. Он был выше, чем Сет, – настоящий великан – и толще, а в меховом тулупе вообще походил на огромного медведя. У него были черные волосы, густые черные усы и повязка на одном глазу. Морщинистая и задубевшая на ветру кожа не позволяла точно определить возраст – ему могло быть и сорок пять, и восемьдесят.

– Я Степан Андреевич Красский, – объявил он гордо, – и я казак! Я потерял глаз, сражаясь вместе с великим генералом Кутузовым против проклятого французишки Наполеона. Я не крепостной. Возможно, я слишком стар, чтобы снова идти на войну, но еще достаточно молод, чтобы снять ремень и отстегать эту юную мерзавку, которая думает, что за золото можно купить все, даже честь и достоинство солдата! Я больше не повезу эту цыганку! Решайте, сударь! Если и дальше хотите путешествовать с этим дьявольским отродьем, то ищите себе другого извозчика.

Сету Гаррету потребовался час и еще сто рублей, чтобы уговорить Степана продолжить путешествие. К тому времени стало темнеть, и он сказал, что в этот день мы успеем проехать не больше пятнадцати верст.

Сет сел в сани рядом со мной и тихо произнес:

– Если ты задержишь нас еще раз, клянусь, я выкину тебя в ближайший сугроб и оставлю там замерзать.

– За что? – обиженно спросила я. – Я разговаривала с ним так, как следует говорить с невежей-крестьянином.

– А я сейчас говорю с тобой, как следует говорить с грязной цыганкой. Придержи язык!

Сейчас-то я понимаю, что была действительно грязна, но тогда слова «грязная цыганка» показались мне оскорблением.

– Я вовсе не такая! – закричала я. – И имею право говорить, что хочу.

Путешествие продолжалось в угрюмом молчании. Когда мы остановились у постоялого двора в десяти верстах к северу от Калуги, снегопад прекратился и небо совсем очистилось. Мы вылезли из саней, чтобы размяться. Извозчик пошел отвязывать багаж, а я подошла к лошадям.

– Эй, цыганка! – крикнул Степан. – Отойди от моих лошадей!

– Я ошибалась раньше, Степан Андреевич, – громко сказала я. – Это прекрасные лошади, очень умные и так замечательно подобраны! Стоят наверняка кучу денег. Но я должна сказать тебе, что вот эта, справа, выглядит немного разжиревшей. Несильно, всего чуть-чуть. Тебе следует дать ей на ночь легкое слабительное, а потом добавлять к еде черную патоку. Вот увидишь, через некоторое время она станет гораздо резвее.

– Вот как, теперь ты выступаешь в роли всезнайки! – засмеялся Степан. – Ты маленькая лгунья, цыганка. С этой лошадью все в порядке.

– Она сдерживает ход всей тройки, – настаивала я, – потому что ты позволяешь ей слишком много есть.

– Я никогда…

– Она тебя обманывает. Когда ты оставляешь их на ночь, она ест из кормушек двух других и только потом из своей. Она жадная, ведь так?

– У нее всегда был отменный аппетит, – нехотя признал Степан, – но я никогда не видел, чтобы она…

– Потому что она слишком хитрая, чтобы вести себя так в твоем присутствии. Послушай, Степан Андреевич, сегодня вечером, когда отведешь лошадей в конюшню, поставь эту малышку отдельно и утром увидишь, что у остальных двух в кормушках осталось полным-полно сена, а эта жадина будет просить еще.

Степан хмыкнул и призадумался.

Сет Гаррет стоял, прислонившись к саням и скрестив руки на груди. Казалось, его что-то забавляет. Я оставила лошадей и подошла поближе к Степану.

– Степан Андреевич, – мой голос был полон неподдельного восхищения, – я не знала, что ты казак, иначе никогда бы не позволила себе говорить с тобой так грубо. Ты храбрый человек, а цыгане уважают храбрость пуще всего на свете. Я еще слишком молода, у меня ветер гуляет в голове. К сожалению, моя мать умерла, когда я была еще маленькой, и не научила меня, как себя вести в приличном обществе. С моей стороны было глупо думать, что бывалый и умный мужчина захочет обременять себя такой обузой, как я. Путь долгий и трудный, а дни становятся все короче и холодней. Не беспокойся, я сама разыщу свой табор, прежде чем начнется настоящая зима. Я наполовину русская, и ты тоже русский человек, поэтому мы должны с уважением относиться друг к другу. Прошу прощения за свое нахальство, я не хочу быть твоим врагом. – Тут я глубоко вздохнула. – Для меня большая честь путешествовать с человеком, потерявшим глаз в бою, сражаясь рядом с великим Кутузовым. Я вела себя очень глупо, прости меня. Степан почесал в затылке.

– Хм… Значит, ты думаешь, эта лошадка бежит так медленно, потому что слишком жирна?