Опасно для жизни - [114]

— Бедняжка! — насмешливо пожалел ее Альгерис. — Не надо связываться с кем ни попадя.

— Это с кем же?

— Со следаком этим, Турецким. Не попался бы он на твоем пути, и была бы жива-здорова. Прожила бы лет семьдесят. А то и восемьдесят. До той самой беспомощной старости.

Странно, мысль о том, что виновник ее бед — Саша, ни разу не пришла Наташе в голову.

— Чем же он тебе так помешал? — спросила она.

— Лезет куда не надо. А ведь я предупреждал: не суйся, опасно для жизни! Альгерис вытряхнул из пачки сигарету:

— Хочешь?

— Давай, — согласилась Наташа. Надо было как-то заполнять время, чтобы не смотреть на маленькое, под самым потолком, подвальное окошко.

Альгерис протянул ей сигарету, дал прикурить. Закурил сам, уселся на стул, глядя на Наташу.

— Зачем он к тебе приходил-то? В любви, что ли, объяснялся? Ох, обхохочешься!

— Приходил на больных посмотреть, — с ненавистью глядя на мужчину, ответила Наташа. — У меня наркоманы в отделении, ему нужно было зачем-то. Альгерис расхохотался.

— В чем дело? — подняв бровь, спросила женщина. — Я сказала что-нибудь смешное? Смакаускас наконец отсмеялся.

— Ладно, ты все равно не жилец, можно рассказать. Лабораторию твой следак ищет. Подпольную лабораторию. Где производится наркотик. Очень сильный наркотик. И очень дорогой. Его покупают очень богатые люди. И очень высокого положения. Даже некоторые кремлевские господа. А лаборатория под этой крышей расположена. В этом самом корпусе. Вот мне и смешно. Ходил твой следователь рядом, просто руку протяни. Но ничего не видел, кроме твоих прекрасных глаз. И не увидит, — серьезно добавил он. — Ни глаз твоих, ни лаборатории. Каждому свое.

Наташа опустила ресницы, глубоко затянулась. Очень важно сохранить равнодушное лицо.

— А согласись, вот ведь ирония судьбы: лаборатория по производству наркотиков находится рядом с наркоманами. Если бы больные твои знали, они бы это здание штурмом взяли. — Он опять рассмеялся.

— Смешно, — сухо ответила Наташа.

— Вот и посмейся, пока жива, — резко оборвал смех Альгерис.

Больница все так же жила своей жизнью. Разве что нынешний день был пасмурным, в отличие от вчерашнего. Впрочем, пасмурные дни — это норма для города. Можно сказать, что предыдущий день был солнечным, в отличие от большинства других. Тем более на дворе осень. Скоро начнется полярная ночь — так можно охарактеризовать период от ноября до марта. Пора бы отопление дать! А то пользуются власти теплой осенью, экономят, как всегда, на людях. Да вот и Мирзоян ходит по двору от одного здания к другому. С ним сантехники. Да вон еще две бригады. Тоже с разводными ключами, чемоданчиками для инструментов.

За снующими по двору рабочими наблюдала врач-лаборант со второго этажа лабораторного корпуса. Она ожидала, когда внесенный на красивую пластиковую планшетку реактив окрасит комплекс «антиген — антитело». Собственно, людям, чью кровь она сегодня исследовала, было абсолютно не интересно, что это за комплекс такой. Им гораздо важнее было знать, есть у них сифилис или нет. В ожидании ответа на этот вопрос и смотрела в окно Дина Григорьевна.

— Алла Владимировна, — окликнула она свою лаборантку, миниатюрную женщину средних лет, — скоро включат отопление!

— Это вы на «плашке» увидели? — поинтересовалась Алла Владимировна.

— Нет. Вижу во дворе Мирзояна с сопровождающими его похмельными лицами.

Если бы Гоголев услышал эту характеристику, он жутко бы обиделся. Так как с Варданом Вазгеновичем вышагивал именно он.

— Суворова, вы лучше на планшетку смотрите, а не на пьяных мужиков, — посоветовала доктору Алла Владимировна. Их связывали уже лет двадцать прекрасных служебных и неслужебных отношений, и лаборант могла себе позволить некоторую вольность в отношении доктора. Тем более что Дина Григорьевна была очень поэтической натурой и могла долго созерцать движение падающего с клена желто-зелено-красного листа, совершенно забыв о сифилисе и вспоминая подходящие к случаю строки Блока или Ахматовой.

— Странно как-то, — меланхолично ответила Суворова. — Что-то они сразу с двух сторон отопление проверяют. Мирзоян в центральную дверь десятого корпуса вошел. А похмельный мужик с другой стороны здания встал. Зачем он там стоит? Что ему нужно? — вслух задумалась Дина Григорьевна.

— Суворова, скоро ответы давать. Уже одиннадцать. Вы ведь реакцию проспите!

Дина Григорьевна, встряхнувшись, посмотрела на планшетку. Оттуда сиял желтым цветом светофора отчетливый неутешительный диагноз.

— Ну вот, еще одним сифилитиком в городе больше, — меланхолично отметила вслух Дина Григорьевна, следя карими глазами за плавным движением кленового листа за окном.

…Зазвонил телефон. Альгерис взял трубку. Наташа услышала гортанную речь. Говорила женщина. Говорила громко и взволнованно. Наташа ничего не понимала, но волнение женщины ясно ощущала. Кажется, это грузинский, подумала Наташа. В их отделении лежало много грузин, она часто слышала эту речь. Вот она произнесла: «Ара, ара…» — это по-грузински «нет, нет», вспомнила Наташа. Потом Альгерис что-то ответил ей. Очень тихо, Наташа не разобрала. Смотрел Альгерис при этих словах на нее. Значит, речь о ней. Но более всего ее поразил его голос. Ласковый, нежный голос. Словно это и не он говорил. Наконец разговор был окончен.