Опасная любовь. Засекреченный пикник - [5]

— Тоня, без работы жизнь-то сказочная?

— Сказочная, но случаются анекдоты.

— Наверное, любовные?

— Как без них.

— Ищешь господина с недвижимостью в Испании?

— Нашла, даже не миллионера, а мультимиллионера. Он и удостоверение предъявил.

— Удостоверение мультимиллионера?

— Мультипликатора.

Они посмеялись. Капитану пора было переходить к пропавшей подруге. Но его удивлял кофе: он не бодрил, а как бы наоборот. Видимо, согрел и заволок дрёмой.

— Антонина, где проводишь свободное время? В дискотеках, клубах?…

— Я предпочитаю жизнь тихую.

— Тихую — это какую?

— В лес хожу.

— Зачем?

— За грибами.

Вторую чашку капитан глотнул поскорее, Антонина моргала трепетно и на него внимания не обращала. Давя стягивающую дремоту, он разглядел её лицо: оно было бы красивым, не будь с двух сторон носа глубоких складок — казалось, что нос вот-вот сложится гармошкой.

— Тоня, я век в лесу не был…

— Поехали в воскресенье.

— Приглашение принято с благодарностью. Во сколько?

— Часиков в восемь подъезжай сюда.

Палладьев увидел в фарфоровом стакане салфетки. Бумажные, много. Он вынул, свернул вдвое, положил на стол и лёг на них головой…

…Капитан сел. Ему показалось, что в уши ему дунули. Антонина смотрела на него не мигая. Куда же делся её тик? Палладьев ладонями отёр щёки и спросил:

— Я уснул?

— Минут двадцать храпел.

— Ночью работал…

— Игорь, тогда чемоданы повезём завтра.

Они вышли на улицу. У машины вяловато распрощались. Антонина спросила заботливо:

— За баранкой-то не заснёшь?…

Он поехал. Сознание, освежённое кратким сном в кафе, работало. Да он по трое суток не ложился и всё соображал на привычном оперативном автомате.

Кофе…

Палладьев остановил машину и проверил карманы. Деньги целы, оружие не брал, удостоверение на месте… Только стоит оно торчком, и целлофан надорван чьей-то торопливой рукой.

Капитан усмехнулся: не зря он заменил своё удостоверение на документ, выданный охраннику нефтебазы.

Утром позвонил майор и поинтересовался, что мне нужно от уголовного розыска. Этакая деликатность, которая объяснялась нашими дружескими отношениями.

— Боря, нужно идентифицировать пляжный труп.

— Работаем, но мужик-то был голый.

— Тогда доставьте мне сегодня того парня, который видел утонувшего. Повесткой долго…

На одно уголовное дело у меня стало больше. С Леденцовым хотелось перекинуться парой слов на отстранённые темы, но утро у него горячее — к нему стекается информация о ночных происшествиях. На меня же по утрам частенько нападает тоскливая усталость. На свеженького, отдохнувшего… Причину я знал: самая интересная работа приедается.

Двадцать с лишком лет допросы, очные ставки, выезды на происшествия…

Дни, проведённые в камерах следственного изолятора… Дикие преступления, хамская молодёжь, глупые начальники…

Нет, следственную работу я любил, но хотелось дела выбирать.

Те, которые нравятся, — необычные и оригинальные. Например, связанные с мистикой.

Но такие возможны, если ты хозяин какого-нибудь частного сыскного агентства…

Почему я с утопленником заспешил? Ведь не криминал, а несчастный случай. Тут вся работа сводилась к опознанию личности, да глянуть бы акт вскрытия. Бывало, скончавшийся от гриппа имел на спине пулевое ранение.

Минут через сорок парень с пляжа был у меня. Он объявил с порога:

— Я же вам всё рассказал…

— А добавить?

— Что добавить?

— То, что ещё вспомнил.

— Ничего не вспомнил.

— Например, цвет её волос.

— Говорил уже, шляпа на ней развесистая. Ни волос не видно, ни лица.

— А какого она роста?

— Так не вставала.

К его памяти, зашоренной ежедневным пивом, лобовой подход не годился. А я не вспыхивал, потому что допрос пустяковый.

— Миша, детективы любишь?

— Люблю триллеры.

— Детективы же интереснее, в них загадка. А в триллерах бьют по морде да стреляют.

— Зато живенько.

Он ничего не видел, потому что на пляже не дрались и не стреляли. Росло — или уже выросло? — сериальное поколение. Выпивать, бить ногами, носиться на автомобилях и заниматься сексом учились у телевизора. На этого парня я не разозлился, но по спине пробежало раздражение.

— Миша, сыщик из тебя бы не вышел.

— Потому что я за ними не следил?

— Потому что окружающий мир тебе неинтересен.

— Что в них интересного: мужик клеит девку.

— Как ты узнал, что он её клеит? — спросил я, не зная точного смысла выражения «клеит».

— Что же ещё: она девчонка, а он мужик.

— Она купалась?

— Не, загорала.

— Одежду его видел?

— Лежала кучкой.

— И что в этой кучке?

— Только подтяжки заметил, синие.

— Миша у тебя острый глаз.

Улыбнулся он довольно. Затем нахмурил лоб, явно пробуя вспомнить что-то ещё. Я ждал. Надо было помочь:

— Миша, а куда эта одежда делась?

— Не видел. Когда я вылез из озёра, его уже тащили на берег.

— А где была девушка?

— Я её больше не видел.

— А слышал?

— Что слышал?

— Её крик, призыв на помощь, плач… Утонул же её знакомый.

— Ничего не слышал. Я не допрашивал, а тащил глубоко забитые проржавевшие гвозди. Нудно и неинтересно. И, в сущности, ни единой зацепки. У меня остался один вопрос:

— Миша, куда же делась его одежда?

— Наверное, она унесла.

— А украсть не могли?

— Некому, там дети в песочке играли.

— Всё, Миша, подпиши протокол.

Но он решил, что не всё. Вспомнив, даже засмеялся: