Опасная любовь - [26]

— Я быстро, — наконец прошептала Энди и выскользнула из его рук.

Она наскоро вымылась, прошлась бритвой по ногам и подмышкам и воспользовалась ароматным лосьоном для тела. К счастью, ее короткие волосы сохли быстро, а стрижка не требовала укладки. Косметикой она не злоупотребляла: немного туши, капелька румян, чуть-чуть блеска для губ. Но, собираясь надеть длинное, пастельно-голубое платье, Энди вдруг застыла, пораженная автоматической бездумностью собственных действий.

То же самое она проделывала для Кевина: мылась и переодевалась перед его приходом с работы, чтобы выглядеть свежей и женственной.

Он не любил видеть ее перепачканной после работы в саду, потной после домашних дел или встрепанной после возни с детьми. Ему нравилось находить дом опрятным, детей — ухоженными, ужин — готовым, а саму Энди — ждущей его с виски и содовой наготове. Когда Энди чувствовала себя во всеоружии, ей было легче пережить оскорбленное молчание и язвительные шпильки мужа.

И вот теперь она выполняла этот ритуал для Джима. Всецело отдавшись работе, она почти полностью забыла о своем прошлом. Но стоило ей вернуться к знакомым делам, на место, предназначенное для женщины, и она стала прежней, превратилась в бесхребетную, услужливую мышку, какой хотел видеть ее Кевин. Она превратилась в жену.

Впрочем, Джим ничего не требовал от нее и ни на чем не настаивал. Он счел ее сексуальной, увидев в комбинезоне и рабочих ботинках, и доказал это, страстно поцеловав и не обращая внимания на слой пыли. Он не обиделся на то, что она вступила с ним в спор, не упрекнул ее в неженственном поведении, не попытался наказать молчанием, не заставил гадать, где она допустила ошибку. Он вообще не считал, что она ошиблась. Именно она, а не он, делала слишком поспешные и необоснованные выводы. Джим не навязывал ей свои правила!

Значит, переодеваясь в платье, она повинуется не его, а собственной воле! Очевидно, он будет удивлен, увидев ее в столь женственном наряде. Энди усмехнулась отражению в зеркале и решила преподнести Джиму еще один сюрприз: сняв трусики и облегающую майку, она надела свободное хлопчатобумажное платье прямо на голое тело. Широкие бретельки свободно легли на плечи, мягкая ткань подчеркнула грудь и бедра, подол заколыхался чуть ниже икр. С виду ее наряд был вполне благопристойным, даже чересчур скромным, и Энди испытала прилив воодушевления. Вот теперь она была достойной парой роскошному, чувственному мужчине, ждущему ее внизу.

Она пригладила волосы, вдела в мочку одного уха жемчужную сережку и, негромко напевая, направилась в кухню, шлепая босыми ступнями по ковру и гладкому деревянному полу. Пожалуй, стоит соблазнить его во время ужина — по примеру Шэрон Стоун в «Основном инстинкте». А может, следует только намекнуть ему на наготу, склонившись над ним и наливая второй бокал? После этого она наверняка окажется у него на коленях, или на столе, или возле стены… Энди ускорила шаг.

В ожидании ее Джим не сидел сложа руки. Он разыскал посуду и столовые приборы, скатерть и салфетки и накрыл стол в гостиной. Переложив пиццу на поднос и наполнив бокалы, он включил музыку, и дом наполнился завораживающими гитарными переборами. Разыскав три толстых белых свечки, Джим зажег их, хотя за окнами только начинало темнеть, задернул шторы, отгородившись от внешнего мира, и…

Когда он обернулся, услышав шаги Энди, выражение его лица стало таким, что она ни на секунду не пожалела о своем выборе платья. Джим весь напрягся, подрагивая ноздрями, — самец, почуявший подругу. Где-то в глубине тела Энди тут же вскипело настойчивое, яростное желание. Внезапно одежда стала стеснять ее.

Не говоря ни слова, она спустила бретельки платья с плеч, и платье соскользнуло на пол. Оставшись обнаженной, она застыла, словно Венера Боттичелли над ворохом бледно-голубой ткани вместо морской пены. Она не сделала ни малейшей попытки прикрыться, не поднесла руки к груди, не попробовала робко согнуть колено. Она откровенно заявляла о своем желании, предлагая себя без тени кокетства и жеманства.

Джим чуть не проглотил собственный язык. Как рыба, вытащенная из воды, он открыл рот, чтобы заговорить, и захлопнул его. Он слышал шум крови в ушах, чувствовал, как она струится по венам, наполняя каждую клетку тела. Такая откровенность требовала единственно возможного ответа.

Он разделся так же быстро и молча: расшнуровал тяжелые черные ботинки и стащил их вместе с носками, сорвал через голову футболку, избавился от джинсов и плавок и застыл, словно Адам перед Евой, нагой и уязвимый, как и она.

Бесконечную минуту они смотрели друг на друга, впитывая взглядом красоту тел, лаская каждый изгиб и впадину. Энди ощущала его пристальный взгляд, словно физическую ласку: он путешествовал по ее груди и животу, неспешно исследовал женственные тайны под светлым кустиком волос между ног. Он чувствовал, как она мысленно поглаживает его плечи, грудь и восставшее достоинство. Оба дрожали.

И продолжали смотреть друг на друга, наслаждаясь этим зрелищем, пока наконец его не стало слишком мало. И тогда они двинулись навстречу. Сначала соприкоснулись ладони; маленькая и белая с большой и смуглой. Кончики пальцев осторожно прошлись по скулам и подбородку, по гладкой шее, буграм бицепсов, пологой линии талии, равнине плоского живота. Прикосновения вызывали бесконечную череду ощущений, волнами распространяющихся по всему телу. Губы сближались и снова отдалялись только для того, чтобы вновь сблизиться. Сближение чресл вызвало взрыв возбуждения, несмотря на мимолетность.