Опасная граница - [50]

— Я дам вам снотворное. Попробуйте неделю не пить и увидите, что вам станет лучше. Образумьтесь!

Непомуцкий отвернулся к стене и уже не разговаривал с доктором. Тот выписал ему несколько рецептов и, уходя, еще раз обернулся в дверях:

— Я дал вам последний шанс, в противном случае придется ампутировать обе ноги.

Отеки не опали, боль не исчезла. Снотворное действовало не больше трех-четырех часов. Потом Непомуцкий беспокойно ворочался до утра. Днем боли терзали его сильнее, поэтому он снова приложился к бутыли.

— Что вы за человек? — упрекнула его фрау Шайнер. Она принесла ему завтрак и почувствовала запах перегара. — Ведь вы же обещали, что не будете нить.

— Все равно я инвалид!

— Опять вы за свое! Если послушаетесь доктора, то еще будете бегать как козлик.

— Все равно с границей покончено.

— А что вы, жить без нее не можете? — удивилась она,— Вас переведут на пенсию, будете себе гулять с палочкой...

— Лучше подохнуть!

— Боже мой, что вы говорите!

Тихо подкрались сумерки, и ветки яблони за окном исчезли в темноте. Непомуцкий сделал большой глоток прямо из бутыли — сливовица даже не обожгла горло. Потом он погрузился в беспокойный полусон. Ему слышался шум быстрой реки, шелест ветра в засохшем камыше, а вот и волки подошли к стогу сена, где он спрятался. Таможенник слышал, как они мягко и осторожно ступали своими лапами. Он зарылся еще глубже, но голодные звери принялись разгребать сено лапами. Вот в свете фонарика дико сверкнули глаза одного из них...

Боль нарушила его беспокойный сон, сверля колени стальными буравчиками. Ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Он протянул руку за бутылью и стал пить прямо из нее — сливовица стекала по губам на подушку.

— Черт возьми, я не хочу быть калекой! — раздались в тишине его слова. Ему показалось, что в комнате кто-то засмеялся. — Кто... кто здесь? — хриплым голосом спросил он.

В ответ ни звука. Тишина давила на него со всех сторон так же, как темнота. Непомуцкий выругался. С пола доносился запах разлитой сливовицы.

— Я не хочу быть калекой! — упрямо повторял он.

И вдруг его мозг пронзила мысль: есть способ сразу избавиться и от боли, и от всех страданий. Рука сама полезла под подушку.

Ян Непомуцкий застрелился 27 мая 1937 года.

Лето

1

В начале июня установилась жара. И ночи были теплые, звездные. В темноте бесшумно носились летучие мыши, ловя жирных бабочек. Филины оглашали лес жуткими криками. На пестрых от разноцветья склонах холмов пьяняще пах чебрец.

У Карбана в подчинении было всего несколько сотрудников. Напрасно просил он у начальства пополнения. Дальше обещаний помочь дело не шло. И хотя он узнал, что в Праге заканчивают курсы двести новых таможенников и будет произведен еще один набор, он рассуждал трезво: что такое двести человек в масштабах всей границы?

Десятикилометровый участок кирхбергской конторы охраняло всего несколько человек. Каждый день, ставя задачи патрулю, Карбан смотрел на план участка и размышлял, куда же послать этот патруль, чтобы граница хотя бы частично была прикрыта. И при этом он не должен был забывать о приказе, гласившем, что ночью в наряд назначаются два человека. Кого же посылать на охрану границы, учитывая, что людям необходимо спать, есть и иметь хотя бы немного свободного времени? Он посылал патрули в соответствии с конкретной обстановкой на границе или просто на самые важные переходы. Остальные участки оставались без надзора.

Карбан как старший таможенник обязан был не только вести канцелярские дела, но и выходить с нарядом на границу. Вот и получалось — все служебное время он проводил на границе, а с бумагами возился в свое личное время. Жил он в здании таможни и, можно оказать, находился на службе круглосуточно. А если у него и выдавалась свободная минута, он все равно шел в лес, к границе. Только вместо тяжелого карабина он брал с собой пистолет, а в сумку кроме нескольких бутербродов клал документы, необходимые на случай задержания контрабандиста. Бывало и так, что, возвратившись вечером из леса, он сразу заступал в наряд с другим таможенником. Пока стояла хорошая погода, его не очень утомляли даже шестнадцатикилометровые переходы. В пути он мог присесть и чуть-чуть вздремнуть. Задержанных было немного. Казалось, контрабандисты обленились от теплой погоды. Через границу ходили лишь местные жители с маленькими рюкзаками, содержимое которых ничего не стоило. Маргарин, сахарин и другие мелочи люди, без сомнения, носили только для себя.

Карбан точно знал, что два старых волка, Гессе и Кречмер, ходят постоянно. Он определял это по следам на переходах. На влажной глине четко отпечатывались большие следы от сапог Кречмера и следы от ботинок Ганса. Несколько раз он даже встречал их. Они не пытались улизнуть, не бросались в чащу, а здоровались и шли себе дальше: за спиной у них висели пустые рюкзаки. И не было никакого смысла останавливать их и производить допрос или обыск — они бы только посмеялись. На дело они ходили два или три раза в неделю, и непременно ночью. Наверняка им помогала Марихен. Карбану не нравилось, что девушка даже теперь, когда подружилась с таможенником, бегает по лесу, высматривает, где патрули и куда они направляются. Правда, Карбан давно не видел ее, но в этих лесах человек может затеряться, словно капля в море. Надо бы с ней поговорить по душам, ведь по возрасту он мог быть ее отцом. И вскоре случай такой представился.