Онтологические мотивы - [8]

он говорит это где-то у юма что-ли

мнимое ego фантомный диспетчер боли

и удовольствия словно пейзаж из рек там

рощ и оврагов считал бы себя субъектом

и рассуждал отражаясь в небесной луже

лучше он остальных пейзажей или хуже

кошкам или совам такой прием без пользы

они не принимают шекспировской позы

у зеркала быть или не быть полагая

что это и есть их судьба а не другая

ловля ближних мышей а не мысли о дальних

писем не пишут не сидят в исповедальнях

а человек всерьез размышляет о неком

ego возомнив его самим человеком

люди сочиняют себе себя и рады

а сами лишь электрические разряды

тем часом рыщут в морях косяки салаки

за окном гуляют девушки и собаки

тело сидит за столом принимает гостью

душу вообразив ее собственной осью

я говорю это было еще у беркли

чтобы не расплелся космос чтобы не меркли

огни сознания и совпала картина

с фактом бог собирает концы воедино

потому что черное и белое воздух

и камень земля в посевах и небо в звездах

сотрутся в стеклянную пыль если мы будем

созерцать их в розницу как свойственно людям

а у кошек или сов нет этой болезни

в их сознании всякий выступ в паз и если

не мнить себя на положении особом

признаешь что мир награда кошкам и совам

если бог теперь умер и нет его с нами

мы каждый свой хронометр собираем сами

только не та шестерня да не к той пружине

кошки здесь свои а мы похоже чужие

девушки вышли замуж собаки издохли

салаку закатали в банки уж не бог ли

тело сидит за столом оно усомнилось

наказание ему душа или милость

он говорит послушай условимся скажем

полагать человека мыслящим пейзажем

река без берегов бред любой низ без верха

фикция без дерева не вырастет ветка

по беркли вряд ли но даже если по юму

что-то дышит на свете и думает думу

не утлый вид из окна а весь простор в целом

наше мокрое в сухом и черное в белом

прискорбно горе но в нем оправданье счастью

даже братоубийца окажется частью

совместной милости стать лучше или хуже

значит умереть внутри рождаясь снаружи

не деля на обитателя и обитель

жизнь где каждый сам себе режиссер сам зритель

кошка совесть пьесы сова защитник чести

и не сегмент вселенной а навсегда вместе

алкоголь на исходе сметена капуста

пустота в стаканах и в самом теле пусто

спят в постелях братоубийцы спят святые

как при царе горохе при хане батые

Интервал

в припадке дури в приступе тоски

он принялся сортировать носки

непарные препоручая предку

по женской линии сиречь в пизду

и два вдобавок в пепельную клетку

совпали но не нравились ему

закончив эти грустные труды

он вскипятил количество воды

примерное на миг застрял в сортире

там презабавный в зеркале урод

и как герой перова на картине

стал пить свой чай покуда не умрет

стояла ночь в одном ее конце

ему сатурн подвесили в кольце

а на другом нарисовали землю

с пронзенной мошкой на карандаше

с ним стало быть но с неизвестной целью

желанья нет отгадывать уже

устав над кружкой горе горевать

он снес носки в комод и лег в кровать

в окне напротив допоздна не гасло

там годовой морочили отчет

он все не умирал но было ясно

что интервал отсрочки истечет

«когда не станет нас наступит лес…»

когда не станет нас наступит лес

все эти звери спустятся с небес

искать забытый воздух слушать запах

всей осени распутывать следы

друг друга и подолгу у воды

стоять урча на бархатистых лапах

потом зима с авророй и пургой

я даже знаю в ком сезон-другой

воспоминанье будет шевелиться

но в вечности часы бегут скорей

без боли из сознания зверей

исчезнут человеческие лица

однажды вся земля была у нас

но человек обуглившись угас

а зверь горит все ярче он собака

лиса и слон он иногда затих

но возвратится быть одним из них

и хорошо бы но нельзя однако

Репетитор

у них в квартире душно пахло супом

порой с уклоном к жареной хамсе

бог отдохнул на этом мишке глупом

хотя он с детства был еврей как все

и я по материнскому призыву

хотя досуг иной предпочитал

жевал с ним в детстве алгебры резину

что складывал а что и вычитал

он алгебры не одолел ухаба

и в техникум вечерний угодил

в три топора хамса благоухала

в загривок мне когда я уходил

он стал плохим и подбирал окурки

он с урками сошелся у ларька

но из евреев никакие урки

там не лас-вегас все-таки пока

потом у них была на дамбе драка

его сдала без трепета братва

но через год вернулся и от рака

за шесть недель скончался в двадцать два

он снится мне теперь и между нами

вода неисчислимая течет

печально быть счастливым временами

как будто за чужой заочно счет

и если взгляд попятный поднимаю

на потное с геранями окно

весь запах заново и понимаю

что репетитор из меня говно

«нетрудно умереть я умирал…»

нетрудно умереть я умирал

однажды

там ужас усыхает в минерал

от жажды

и выдоху прореха не видна

в породе

я понимал что не было меня

но вроде

пружинка на головке буровой

блестела

как мысль где узко думать головой

без тела

чем ярче ночь и яростней огню

с мощами

тем дальше от любви тем никому

пощады

и страха ноль навстречу тишина

чья морда

так напрочь слез и слуха лишена

так твердо

устроена в ней не пробить окно

руками

и время антрацит на срез оно

с жуками

Огонь

пылающей полостью город накрыт

струится пространство и воздух горит

предметы которые пристальны мне

в стремительном никнут огне

я воздуха выкурю алчно щепоть

плотвой в переулки сквозь копоть и плоть

пока из орбит эти камни звеня