Онтологически человек - [16]

— Чур меня! Кто тебя за язык тянул? Самайн скоро!

— Не труусь! Черти?! Да кто угодно!

— Пусть приходят!

— Мы им всем покажем!

— Знай наших!

— Мы их всех уроем! И на могиле спляшем! Вот так! — Шон, на самой верхушке скалы, сделал несколько па, высоко выбрасывая вверх колени. Камень под его ногой подвернулся, и Шон полетел вниз.

Мирддин рванулся вперед и схватил его за шиворот. Кожаный ворот куртки затрещал, но выдержал. Мирддин теперь висел на левой руке, а правую оттягивал человек. Внизу плескалась темная вода. Кто-то визжал. Мирддин сделал усилие, выбросил человека наверх и вылез сам. Визг прекратился. Мирддин стал разминать запястье.

Шон, отплевываясь, поднялся с четверенек.

— Ты?! — лицо у него вытянулось. Он, кажется, узнал, с кем имеет дело. — Ты?!

Мирддин понял, что, отвлекшись, забыл про «Эмриса».

— Тварюка ушастая!

Шон размахнулся и заехал Мирддину в глаз.

Мирддин настолько не ожидал этого, что пропустил удар. Прижал руку к лицу и отступил на шаг.

— С ним по-человечески, а он! Накликал! Всегда все нормально было, а тут!

Шон примерился еще раз. Мирддин перехватил кулак. Он не понимал, что происходит. Некоторое время они так стояли.

— Чтоб тебя! — Шон вырвался, зло плюнул под ноги. — Люди! Пошли отсюда!

И они ушли.

— На, приложи, — Блейз пошарил в морозилке и вытащил замерзшую в кость котлету в полиэтиленовом пакете. — А то синяк будет.

Мирддин подчинился. Синяка не было бы и так, но держать холодное было приятно.

— Что произошло? — спросил Мирддин. Его никто никогда не бил по лицу — не на спарринге, а просто из возникшего желания ударить. — Я нарушил какое-то... — он поискал подходящее слово, — табу? Я должен был позволить ему упасть?

Блейз всплеснул руками:

— Бог с тобой! Он бы убился!

Котлета начала таять. Мирддин аккуратно положил ее на стол.

— Я так и подумал. Тогда почему он так отреагировал?

— Он испугался. А испугавшись — разозлился.

— Он испугался, что мог упасть? А почему он не подумал об этом раньше?

Блейз закатил глаза к потолку:

— Господи Боже, за что мне такое наказание! Как я отвык по-вашему изъясняться, Мирддин, ты бы знал! Шон не подумал, потому что Шону и его ровесникам вообще не свойственно думать. Особенно о таких вещах. Да, он испугался, что мог упасть и разбиться. Это во-первых. А во-вторых, он испугался тебя, Мирддин. Как ты бы испугался, если бы обнаружил, что тебя держит над пропастью кто-то из фир болг. Неведомая опасная тварь, которую ты принимал за такого же, как ты, и от которой неизвестно, что ожидать.

— А зачем он меня ударил?

— Не зачем, а почему. Потому что он хотел доказать себе и окружающим, что не беспомощен в этой ситуации. А ничего лучше ему в голову не пришло. Не мог он показаться перед ними слабаком, понимаешь? А ты его, невольно, конечно, таким выставил. Мирддин, я понимаю, это человеческие дети, они не кажутся тебе опасными. Но вы с пулеметом катались. А если бы они начали в тебя палить по дурости? Что бы я твоей матери сказал? Ты-то чего с ними туда полез?

— Мне было интересно. Я думал, они знают, что делают.

Блейз вздохнул:

— Мирддин, дану, твои ровесники... они всегда понимают, что делают?

— У меня... не очень много ровесников, — ровным голосом сказал Мирддин. По истертой клеенке в цветочек медленно растекалась натекшая с тающего пакета лужица воды. Мирддин с усилием поднял взгляд на Блейза. — Но да, понимают. В большинстве случаев. В большинстве случаев, если столкновение с эмоцией данного типа и принятие решения не происходит впервые или под воздействием изменяющих сознание факторов.

— Не всегда, значит, — заключил Блейз.

— Почему Шон не боялся меня раньше? — спросил Мирддин.

Блейз вздохнул, уже в который раз. Вид у него был, будто он бревна грузил — взмокший и усталый:

— Потому что ты выглядел смешно. Люди воспринимают смешное как безопасное. В следующий раз в такой ситуации...

— Следующего раза не будет, — сказал Мирддин. — Всего тебе доброго, Блейз.

Он достал оранжевую шапку. Натянул ее по самые брови и вышел.

— Шон.

Шон, ковырявшийся в двигателе, попытался сделать вид, что не слышит. Мирддин молча продолжал смотреть на его спину, в точку между лопаток, туда, где так удачно сходились швы на куртке — продольный и поперечный. Шон дернулся, будто его обожгло, выпрямился, обтирая руки тряпицей, и буркнул:

— Чего тебе?

— Я пришел извиниться. В мои намерения никоим образом не входило выставить тебя «слабаком» перед теми, чье мнение кажется тебе важным, как-то задеть твою самооценку или напугать.

Шон побагровел и аж задохнулся:

— Ах ты!.. Да я тебя!..

Мирддин развернулся и пошел прочь. Потом побежал. Потом оседлал ветер.

Ветер! Ветер! Ветер! Ветер! Ветер!

Физическая оболочка рассеялась мелкими брызгами, звездной пылью. Сверху, снизу, впереди, позади, вокруг мчался стремительный поток. Духи неба и земли, духи пламени и молний пели, смеялись и хохотали, и все это смешивалось в единый тысячеголосый хор.

Мы ветер! Ветер! Ветер! Ветер! Ветер!

Мы ливень! Ливень! Ливень! Ливень! Ливень!

Мы град! Град! Град! Град! Град!

Мирддин открыл границу и вплелся еще одной прядью в эту бесконечную гриву. Гриву Самайна, скачущего по холмам.