Онтологически человек - [14]

Вокруг сверкало и сияло — лиловый. Багряный. Золотой. С ветки на ветку перепархивали какие-то пестрые птицы. И бабочки, размером с две ладони.

— Авалон такой же? — внезапно спросил Блейз.

— Авалон — дарованная земля, — сказал Мирддин. — Он стоит только на том, что отдано в дар. По доброй воле, с добрым намерением. Поэтому фир болг там не могут. Они не понимают даров. Не хотят понимать.

Они подошли к склону холма. На холме лежал Шон, иссиня-бледный, и Мирддин видел, как от него отходят нити — к деревьям, к травам, к ручью... как жизнь уходит из него, насыщая собой локус. Ненадолго. Совсем ненадолго.

Она указала на Шона пальцем:

— Погас.

Блейз наклонился Шону, послушал пульс. Покачал головой.

— Ты можешь что-то сделать?

Мирддин вздохнул:

— Для него? Ничего. У них как одна кровеносная система сейчас. Если я обрублю нить, он умрет.

Блейз помолчал.

— А для нее?

— Я мог бы отвезти ее в Каэр-Динен. Попытаться отвезти. Но это как... обрубить руки и ноги и привезти тело. Как... пытаться принести воду в горсти. Я довезу слишком мало... или вообще ничего не довезу.

Мирддин зажмурился:

— Я мог бы рассечь. Они умрут... все... но это лучше, чем... так, — он сглотнул. — Она не остановится, Блейз. Она не сможет. Ее не научили, понимаешь? Просто бросили. А потом пришла Жажда, и вот... так нельзя, Блейз. Мы не можем уйти и всех оставить.

— Конечно, — Блейз кивнул.

Она подошла и протянула Блейзу ладонь. На ней красовались ягоды ежевики — большие, черные, блестящие. Блейз улыбнулся своей рассеянной улыбкой, и взял с ладони ягоду.

Мирддин дернулся, но было уже поздно.

Она засмеялась, нежно, радостно и мелодично. Потом вдруг наморщила нос и тяжело вздохнула.

— Почему ты вздыхаешь? — спросил Блейз. Невидимые нити тянулись от него, как побеги, врастая в землю.

Она всхлипнула:

— Гаснут. Все гаснут.

— Тебе жалко? — спросил Блейз.

— Жал... жалко, — недоуменно повторила она.

— Были. Теперь нет. Грустно. Хочется, чтобы были, — терпеливо объяснял Блейз. — Жалко.

Она кивнула. Слеза пробежала по ее щеке и ушла в землю. Там, где она упала, взошел ландыш.

Блейз легко улыбнулся:

— Это можно исправить. Отпусти. — Он сжал и разжал кулак, показывая, как.

Она замотала головой:

— Нет, нет! Все пропадет! Станет холодно!

«Холодно! Холодно! Хоооооо... ооооо», подхватили призраки.

Мирддин сглотнул и шагнул вперед:

— Отпусти всех, и я смогу отвезти тебя на Авалон.

Она вздрогнула и наморщила лоб:

— А-ва... А-ва-лон?

— В Каэр-Динен, — сказал Мирддин. — Там цветут розы. Там фонтаны. Там всегда тепло. И там помогают. Всем, кому могут.

Это была правда. Не вся правда, но правда.

Блейз развел руками — колыхнулась оплетающая его паутина, нити, расходящиеся в стороны. Теперь человек тоже мог их видеть.

— Ты же знаешь теперь, что мы не врем.

Она кивнула. Закрыла глаза, обхватив руками щуплые плечи. Взвился и закружился вокруг ветер.

Рвались, рвались, рвались, паутинно-тонкие, серебристые нити. Лес стремительно увядал, блек, уходила, рассеивалась туманом его цветущая роскошь.

Призраки с протяжным торжествующим стоном уходили ввысь, в холодное небо.

Шон заворочался на холме, приходя в себя. Открыл глаза и уперся взглядом на стоящих перед холмом.

— Ааа! — завопил он, подбираясь. — Ведьма! Ведьма!

Блейз приложил его по темечку. Шон обмяк.

— Уж прости, парень, — извиняющимся тоном проговорил Блейз. — Полежи еще немножко.

Мирддин сидел на крыльце и чистил грибы. В принципе, не такое и плохое это занятие. Медитативное. После Каэр-Динен всегда так и тянет... помедитировать.

(Каэр при виде «подарочка» усмехнулась половиной рта — ты опять?

Это не я, сказал Мирддин. Это Блейз.

Каэр только хмыкнула.

Мирддин некоторое время постоял, глядя, как она раздает указания. Холодный морской ветер обрывал лепестки с арок. Фир болг выворачивалась, пытаясь их поймать. У нее не получалось.

Я обещал, что будут розы, сказал Мирддин. Надо же было как-то... мотивировать.

Каэр сняла соцветие с ближайшей арки и протянула фир болг. Та сжала разлохмаченный цветок в кулаке и не выпустила, даже погружаясь в капсулу для «холодного сна». Ей нужна программа реабилитации, пояснила Каэр. На все это требуется время. Пусть пока побудет так.

Ясно, сказал Мирддин. Что он, собственно, еще мог сказать).

Скрипнула калитка.

— А, Шон! Заходи, заходи! — замахал рукой Блейз.

Шон затряс головой:

— Да я так... это... от матери передать...

Блейз сделал круглые глаза:

— Что, опять? Да мне вашими стараниями еды на пять лет вперед хватит! Мне уже ваши варенья-соленья ставить некуда!

— Не... это она вот ему, — Шон мотнул в сторону Мирддина головой.

— Так ему и передай! — весело отозвался Блейз и скрылся на кухне. Оттуда энергично шкворчало и тянуло жареным.

Мирддин вздохнул, отложил ножик и принялся снимать перчатки. Шон ошалело на них уставился. Не принято было тут чистить грибы в перчатках. Ну, что поделать.

— Ну, давай, — он протянул руку.

Шон вдруг ухмыльнулся:

— А это, мать говорит, белоручке. А то зима скоро, ухи отморозит.

— Спасибо, — автоматически ответил Мирддин, принимая пакет. К местной манере выражаться все-таки следовало привыкнуть.

В пакете была бодренькая оранжевая шапочка. С помпоном.