Оно - [2]

— Из родственников у него только брат в Чикаго. Что касается друзей, то их у Дэна столько же, наверное, сколько у любого жителя Сан-Франциско. Дэн поразительно общительный человек. В последнее время он хорошо ладил с миссис Эрншоу, она жена агента по недвижимости. Живет, кажется, на Пасифик-стрит. Не знаю, насколько они были близки, но Дэн часто звонил ей по телефону, да и она сама звонила ему сюда почти каждый день. А еще есть девушка по имени Ева Дати, актриса кабаре, она живет в доме 1100 на Буш-стрит. Вероятно, были и другие, но я знаю только про этих двух.

— Вы уже просмотрели вещи, которые он оставил здесь?

— Да, но вы, наверное, и сами хотели бы с ними ознакомиться.

Он проводил меня в кабинет Рэтбоуна: тесная комнатка, места в которой хватало только на стол, шкаф с документами и два стула. Двери выходили в коридор, в приемную и к Цумвальту.

— Пока я осматриваюсь, вы могли бы сделать список серийных номеров пропавших облигаций, — сказал я. — Вряд ли это нам сразу поможет, но мы договоримся, чтобы Министерство финансов сообщило, когда и где появятся купоны.

Я не надеялся найти что-либо в кабинете Рэтбоуна — и не нашел.

Перед уходом я расспросил стенографистку и бухгалтера. Они уже знали об исчезновении Дэна, но им еще не было известно, что облигации тоже пропали.

Девушка, ее звали Милдред Нарбет, сообщила, что двадцать восьмого — в день, когда Рэтбоун поехал в Нью-Йорк, — он продиктовал ей два письма, и оба были связаны с бизнесом компаньонов. Также он распорядился, чтобы Милдред отправила Куимби забронировать билеты и сдать чемоданы в багаж. Вернувшись с обеда, она распечатала письма и отдала Рэтбоуну на подпись, причем едва успела перехватить его до отъезда.

Джон Куимби, бухгалтер, описал багаж, который сдавал в багажное отделение: два больших чемодана из свиной кожи и саквояж из кордовской дубленой кожи, к тому же, он точно помнил номер того места, которое заказал Рэтбоуну в вечернем поезде: нижнее четвертое в восьмом вагоне. Компаньоны были на ланче, когда Куимби вернулся в контору, поэтому он положил билеты и багажные квитанции Рэтбоуну на стол.

В гостинице я узнал, что Рэтбоун съехал утром двадцать седьмого, сдав номер, но оставил два чемодана, поскольку собирался снова там поселиться после возвращения из Нью-Йорка, через три-четыре недели. Больше ничего интересного персонал гостиницы мне не сообщил, кроме, пожалуй, того, что постоялец уехал на такси.

На стоянке такси я нашел водителя, которой отвозил Рэтбоуна.

— Рэтбоун? Конечно, помню! — ответил он, не вынимая изо рта мятую сигарету. — Видать, вы про тот день, когда я отвез его к трастовой компании «Голден Гейт». У него была парочка больших желтых чемоданов и один маленький коричневый. С этим маленьким он помчался в банк, и выглядел так, словно кто-то наступил ему на любимую мозоль. Потом я отвез его к Фелпс-билдинг, — значит, таксист доставил клиента к тому зданию, где располагалась контора Цумвальта и Рэтбоуна, — и он даже пяти центов не накинул мне сверх тарифа!

В трастовой компании «Голден Гейт» пришлось долго убалтывать и даже умолять, но, в конце концов, мне выдали то, что я просил: двадцать пятого числа, в последнюю субботу перед отъездом, Рэтбоун снял со счета почти пять тысяч долларов. От трастовой компании я направился к багажному отделению на паромной пристани Ферри-билдинг и при помощи сигары добыл право просмотреть записи за двадцать восьмое. Под этой датой значилась только одна партия из трех чемоданов, отправленная в Нью-Йорк.

Я отбил телеграмму в нью-йоркскую контору нашего агентства, указав контрольный номер багажа и описание внешности Рэтбоуна, с поручением отыскать чемоданы, а через них — и самого Рэтбоуна.

В компании Пульмана мне сообщили, что вагон № 8 — это вагон прямого сообщения, и обещали выяснить за пару часов, до самого ли Нью-Йорка занимал Рэтбоун свое место.

По пути к многоквартирному дому 1100 на Буш-стрит я оставил одну из фотографий Рэтбоуна в фотомастерской, сделав срочный заказ на дюжину копий.

Чтобы найти квартиру Евы Дати, потребовался почти пятиминутный поиск по списку жильцов в вестибюле. Я поднял девушку буквально с постели. Это была миниатюрная блондинка в возрасте где-то между девятнадцатью и двадцатью девятью, в зависимости от того, судите вы по глазам или читаете по лицу.

— От Рэтбоуна почти месяц ни слуху ни духу, — сказала Ева. — Прошлым вечером я звонила ему в гостиницу — устраивала вечеринку, хотела его пригласить, но мне сказали, что он уехал из города и вернется через неделю-другую. — А после того как я задал следующий вопрос, ответила: — Да, раньше мы были хорошими друзьями, хотя и не слишком близкими. Ну, вы понимаете, о чем я. Мы приятно проводили время вместе, но больше нас друг в друге ничто не интересовало.

Миссис Эрншоу оказалась не настолько откровенной. Но у нее имелся муж, что означало совершенно иное положение дел. Это была высокая стройная женщина, смуглая, как цыганка, с высокомерным выражением лица и привычкой нервно покусывать нижнюю губку.

Мы сидели в плотно меблированной комнате, и дамочка морочила мне голову минут пятнадцать, пока я не рубанул напрямик: