Они шли с Васко да Гама - [57]

Шон покраснел под своими веснушками.

ГЛАВА XXI Музыка в саду

В Белеме король Маноэль построил новую церковь для моряков; и потому, что здесь высадился после своего путешествия Васко да Гама, король велел воздвигнуть на берегу, ниже монастыря, высокую квадратную башню, которую было бы видно всем морякам. Церковь была очень красива. Она вся была украшена резными из камня цепями, и канатами, и глобусами, и растениями из Африки и Индии. Внутри нее резные колонны поднимались к потолку, как лес пальм. «Это похоже на прогулку по пальмовому лесу!», — подумал Шон. Только этот лес был полон не влажного зноя, а ясного, холодного света. Если здесь и были крокодилы, выглядывающие из переплетающейся листвы, то они были каменные.

Шон и Луиза обвенчались здесь в одно голубое июньское утро, когда корзинки цветочниц полны крупных синих репейников. В этот же день обвенчались и Жоан с Рахиль. После этого они поехали на север к Баталье. Они захватили с собой пряностей, в подарок монахам. Шон играл на арфе для брата Педро и заставил плясать послушников, пекущих хлеб к ужину.

Они остановились в маленькой таверне над монастырем и видели карту, нарисованную на стене принцем Энрике, и ели знаменитого цыпленка, приготовленного со сливками и паприкой.

— Это сладкий красный перец. Мой дед вывез семена из Турции, и мои двоюродные братья еще разводят его. Он гораздо вкуснее той жгучей гадости из чужих стран. Не знаю уж, куда идет свет, что люди всем недовольны! Возьмите еще кусочек, сеньор. Кроме принца, был еще один сеньор, который любил такого цыпленка. — Старушка поставила на стол большое блюдо с оливками и кувшин с красным вином. — Он всегда говорил, что вернется и снова будет есть его, но так и не вернулся. Не помню его имени полностью, но он назывался Пауло.

На минуту все умолкли, потом Шон сказал:

— Он бы изменил вам эту карту, будь он здесь.

— Нет! Никто не смеет даже прикасаться к карте принца Энрике! Я не касаюсь ее, разве чтобы смести паутину.

— Тогда я нарисую вам другую, сеньора, вот… на этой стене, — проговорил Шон.

Он схватил кусок угля и начал быстро чертить. Большое закругленное плечо Африки. Кораблики, бегущие по Атлантическому океану к Мысу Доброй Надежды. Китов и тюленей вокруг залива Сан-Браз. Ветры, волны и замбуки около Момбазы и Мелинди. Черных людей с копьями и щитами. Снова кораблики, подгоняемые ветром на север, к Индии.

— Да вы рисуете так, словно сами были там, сеньор! — воскликнула в восторге старушка, когда Шон отбросил уголек, обтер пальцы и вернулся к своему обеду. — Ваш муж — великий художник, сеньора. Вы, должно быть, очень счастливы.

— Мой муж — купец, — ответила Луиза, — и дома ему не позволяют рисовать картинки по стенам. Но мы очень счастливы!

— А этот другой сеньор — ваш брат? Он похож на вас, сеньора. Красив, как принц. А какие у вас прекрасные лошади, хотя не слишком прекрасные для таких прекрасных дам.

— Все эти комплименты отразятся в счете, — заметила Рахиль, когда старушка вернулась к своей стряпне. — Не думаю, чтобы за них стоило платить много. В конце концов, она сказала только, что мы с Луизой также красивы, как и лошади!

Жоан засмеялся:

— Смотри, какая жена у меня! Столь же разумна, сколь и красива. Ее отец всегда говорил мне, что она — замечательная девушка!

Деннис остался странником на всю жизнь. Для пятерых детей Шона, особенно для рыжей девочки по имени Анжела Луиза, нисколько не походившей ни на свою мать Луизу, ни на ангела, посещение дяди Денниса всегда было праздником. То же было и для молодых Коэльо, живших на другом этаже того же большого дома и походивших на старших Коэльо своими прямыми черными бровями; и вся эта детвора росла так быстро, что он не успевал запомнить кто из них кто — то ли это дети Шона и Луизы, то ли Жоана и Рахиль.

Иногда вместе с ним приезжал и дядя Николай. Огромный, всегда пахнущий пряностями и любивший вертеть мальчиков вокруг головы одной рукой. Они беседовали между собой об Африке и Америке и далеком Китае, и доказывали, что Земля — это круглый шар. Они обошли его почти кругом, так что знали это. Правда, некоторые, — в том числе и монахини, в школу которых Анжела Луиза вносила суматоху и возбуждение, — считали, что она плоская, как обеденная тарелка.

У дяди Денниса был слуга, маленький, темнолицый человечек, по имени Гассан. Он всегда говорил очень вежливо с кошкой Бэт-Шеба, — кошкой, ездившей в Индию, но теперь великой домоседкой, бабкой и прабабкой множества котят. Он был вежлив с нею, даже когда она шипела на него.

Дяди всегда привозили с собой чудесные подарки. Голубые и белые фарфоровые чашки с нарисованными на них косоглазыми человечками. Белые ткани, созданные руками фей, как говорил дядя Деннис. Осыпанный драгоценными камнями кинжал для юного Денниса О’Коннора, который мать не позволяла ему вынимать из ножен. Анжела однажды вынула его и срезала все пуговицы на камзоле у дедушки Мартиньо, а потом хотела сделать то же самое с камзолом дядюшки Аффонсо, но была застигнута врасплох и… Впрочем, всем известно, что дядюшки большие добряки, и потому проказницу не стали наказывать строго.