Они шли с Васко да Гама - [15]

Ее манеры делали честь монастырю, но Шон поймал себя на том, что слушает ее только одним ухом. Другое ухо старалось уловить, чему смеются Жоан и Луиза, позади него. К тому времени, как отряд достиг Лиссабона, Шону стало казаться, что одно ухо у него вытянулось на целый фут и вывернулось наизнанку. Почему-то он нашел последнюю часть путешествия очень скучной.

ГЛАВА VII Сетубальская тюрьма

Деннис О’Коннор вытер пот со лба и положил перо. День был жаркий, а камни тюрьмы словно собрали весь зной в его камеру. Свет из забранного железной решеткой окна у него над головой тускнел. Деннис протер усталые глаза и лег на груду камыша, отчасти смягчавшего жесткость каменных плит. Голова у него болела от духоты камеры и от повседневного писания; лицо, в тускнеющем свете, почти не отличалось цветом от бумаги, на которой он писал.

Ключ в замке заскрипел. Грубый голос тюремщика сзывал узников к обеду. Денниса он назвал «ваше величество», так как тот проговорился как-то о своем королевском происхождении, но не любил, когда над ним смеялись. Тюремщик знал, что Деннису это неприятно, но никогда не упускал случая поиздеваться над ним. Эти издевательства были далеко не самым худшим. Быть вынужденным есть тюремную похлебку — плохо. Оставлять что-либо в чашке было еще хуже: оставленное возвращалось к нему на следующий день, с еще более скверным вкусом. А если бы он отказался и тогда, то тюремщик мог отобрать у него бумагу и перо. Этого Деннис боялся больше всего, даже больше заключения в камере на целый день или ударов бича, что было любимой забавой тюремщика. Он обмакнул свой кусок хлеба в похлебку и попробовал съесть его. Когда тюремщик отвернулся, Деннис сунул свою чашку негру-соседу и прошептал: «Ешь, Фернан. Я не могу».

Негр, Фернан Мартинес, выскребывал свою чашку коркой хлеба. Он отодвинул пустую к Деннису, а сам принялся за его полную. Он запустил в чашку свои большие, черные пальцы, запихивал себе в рот сало и лук, а потом запрокинул голову назад и вылил последние капли себе в горло. Он громко чавкал, показывая огромные белые зубы, и то и дело с улыбкой оборачивался к Деннису.

На другом конце стола человек в изорванном красном плаще, закинутом на одно плечо, громко говорил, стуча кулаком по столу:

— Верь или не верь, Мачадо, их было четверо против меня, но первого я пронзил своим мечом, второму обрубил пальцы, так что он бросил свою дубину и убежал с воем, третьего сбил кулаком, четвертого бросил в воду, пятого…

— Ты же сказал, их было четверо… — заметил Мачадо.

— О, пятый был такой маленький, что я и забыл о нем, — ответил человек в красном плаще. — Я только схватил его и сжал так, что ребра у него затрещали.

— И никто из них не ушел, Велозо? — спросил лысый толстяк, по имени Родригес, сидевший рядом с Мачадо.

— Может быть, один или два, — беспечно ответил Велозо. — Было темно. Это были враги короля, а он позволил, чтобы меня, солдата, только что с корабля Васко да Гама, бросили в тюрьму за такие пустяки, как разбитые головы и сломанные ребра! Разве это правосудие? Я вас спрашиваю, разве это правосудие? А, ведь, я спас жизнь королю Маноэлю, когда он был мальчиком! Я задушил напавшего на него волка!.. Голыми руками задушил!

— Велозо — большой лгун, — прошептал негр, ухмыльнувшись Деннису. — Думаю, самый большой в Португалии. Правда?

— Я не всех слыхал, — ответил Деннис. — Но думаю, что он должен быть одним из лучших.

Велозо продолжал шумно хвастаться. Мачадо и Родригес сели в углу и затеяли игру в кости. Фернан Мартинес бродил вокруг стола, собирая хлебные корки. Фернану никогда не хватало пищи для его большого тела. Он был гол до пояса, и его ребра словно готовились прорваться наружу из-под темной кожи. Платья у него не было, кроме пары рваных штанов и рубашки, подаренных ему Деннисом. Рубашка была слишком мала для него, и когда по воскресеньям он надевал ее, то между ее краем и поясом штанов оставалась широкая полоса черного тела, а рукава едва закрывали локоть.

Но для Фернана это было великолепным одеянием, так как его дал ему Деннис. Все, что Деннис, делал, казалось негру чудесным. Он не умел читать, но часто брал написанное Деннисом, — держа иногда вверх ногами, — и пробегал своими черными глазами, важно кивая шерстистой головой. Когда Деннис рисовал знакомого Фернану зверя или птицу, то негр тыкал в них толстым, черным пальцем, смеялся, приплясывал и называл нарисованное по-португальски, по-арабски и на своем родном языке. Деннис учился у Фернана арабскому языку, а также языку африканских джунглей, из которых негр явился.

Фернан проглотил последнюю хлебную корку и подошел к Деннису, который сидел в углу двора, глядя на небо. Облака, плывущие по небу, превратились в яркое, чистое золото. Фернан указал на них рукой и проговорил:

— Золотой корабль уплывает. Сеньор Деннис и Фернан на нем.

Облачко было похоже на кораблик с красными флажками на мачтах. Деннис улыбнулся и сказал устало:

— Мы никогда уже не выйдем отсюда, Фернан. О нас все забыли…

Негр так опечалился при этом, что Деннис поспешил прибавить:

— Я не это хотел сказать. Конечно, нас когда-нибудь выпустят. Я спою тебе, Фернан, какую-нибудь из твоих любимых песен: так время пройдет немного скорее. Хочешь послушать, как Руадри О’Коннор встретил лепречоуна? Это человек, не выше твоего колена, Фернан, и он сделал для Руадри пару сапог ростом с самого сапожника. Это случилось так…