Они были не одни - [21]

Шрифт
Интервал

Там он застал только что приехавших начальника общинного управления господина Лако, жандармского инспектора офицера Джемала и двух жандармов. Выполнив свою миссию в Каламасе, где они завтракали, обедали, ужинали и на следующий день снова завтракали и обедали, представители власти возвратились в Шён-Паль. Там им стало известно о прибытии Каплан-бея. Эта новость так обрадовала местных начальников, что они захлопали в ладоши.

— Как? К нам пожаловал сам Каплан-бей, а мы его не приветствовали! Разве это допустимо? — восклицали они.

И тут же один принялся распекать своего секретаря, а другой — старшего жандарма за то, что они не послали гонца в Каламас сообщить своим начальникам об этой радостной новости. Оба начальника сразу бы вернулись, чтобы должным образом встретить бея. Но теперь уже поздно. Ведь бей наверняка приехал в автомобиле и, покончив со своими делами в Дритасе, мог уже уехать обратно. Это обстоятельство их чрезвычайно беспокоило. Однако они решили ехать наугад и немедленно отправились в Дритас. Застанут ли они там бея — неизвестно, но это долг чести. У каждого, кто им встречался на дороге, спрашивали, находится ли еще бей в Дритасе. Наконец в Бигле от двух мальчуганов, которые шли из Дритаса на мельницу, они узнали, что бей намерен нынешнюю ночь провести в селе. Можно себе вообразить, как обрадовались представители местной власти, услышав, что их ожидает честь провести вечер в обществе Каплан-бея!

Всю ночь напролет в башне шел пир, всю ночь напролет в селе гремели выстрелы: это забавлялись бей, начальник общинного управления, жандармский инспектор, сеймены и жандармы. Всю ночь над озером, обычно таким тихим, стоял неумолкавший гул.

II

Каплан-бей возвратился в Корчу, твердо решив как следует проучить крестьян.

Особенно был он зол на Коровеша и на этого наглеца, сына Ндреко. Еще ни разу в жизни ему не приходилось выслушивать подобные речи от своих крестьян.

— Хорошо же! Эти разбойники, очевидно, не знают, какой ценой расплатились горичане, посмевшие посягнуть на собственность Малик-бея. Они собираются сесть мне на шею! Подождите! Не измеряйте тень по утреннему солнцу!.. — непрестанно повторял Каплан-бей, сидя в кафе со своими приятелями — беями и напыщенными городскими эфенди — и попивая для возбуждения аппетита раки.

— Ты должен их проучить! Они сами на это напрашиваются! Не то и впрямь сядут нам на шею, и тогда пиши пропало! Чернь стала подымать голову, и надо хорошенько стукнуть ее по этой голове молотком! — одобряли бея приятели.

Каплан-бей принадлежал к числу самых уважаемых лиц не только в Корче, но и во всей Албании. У него были дворцы в Корче и Тиране, прекрасная вилла на морском побережье в Дурресе и наконец вилла в Швейцарии, купленная года четыре тому назад и обставленная, как он сам рассказывал, по лучшим европейским образцам. Кроме того, он владел поместьем в Дритасе и несколькими имениями в районе Малика — некоторые из них он унаследовал от матери, другие взял в приданое за женой. Зиму бей проводил в Тиране, где мягкий климат, на своей красивой и удобной вилле в районе новой Тираны, — там обосновались самые сливки столичного общества: семьи политических деятелей и высшего офицерства. Место для этой виллы и средства на ее сооружение пожаловал Каплан-бею королевский двор в знак признательности за особые услуги, оказанные им албанскому государству. На лето бей обычно переселялся в Корчу, так как не выносил жары и пыли летних месяцев в столице. Иногда несколько месяцев в году он проводил в Европе, чаще всего в Швейцарии и в Париже.

Каплан-бей — один из самых известных албанских патриотов. В 1924 году, когда в Албании была провозглашена республика, его избрали депутатом. Жизненный путь Каплан-бея, как он сам утверждал перед своими избирателями — жителями Корчи и ее округи — накануне парламентских выборов, «был чист, как воды горного ручья».

Однако злые языки утверждали иное… До освобождения Албании из-под турецкого ига Каплан-бей, как и его отец Зюлюфтар-бей, был правой рукой турецких наместников, всяких мютесифиров, кади и вали, в Корче, Монастире и Янине. Он преследовал и притеснял всех, кто говорил по-албански и боролся за создание свободного Арнаутистана[20], независимого от Оттоманской империи. Сколько раз гнался он по пятам за отрядом бесстрашного албанского патриота, непримиримого врага турок Чергиза Топулы! А в битве при Ормане не он ли сражался против патриотов Корчи? Не он ли с помощью своих шпионов заманил шестерых руководителей восстания в коварную ловушку?..

Когда же Албания добилась независимости, Каплан-бей отряхнул прах взрастившей его родной земли и бежал. В Монастире он делал все, чтобы повредить своей родине. Вместе с двумя такими же «патриотами», которые, однако, впоследствии стали министрами, он издавал на турецком языке газетку, которая ратовала против башибузуков, объявивших Албанию свободной и независимой. Перебравшись в Турцию, Каплан-бей верой и правдой служил султану. Когда же бразды правления перешли в руки «неверного» Мустафы Кемаля, Каплан-бей и там оказался не у дел; для него настали трудные времена. И тут он вспомнил о своих поместьях в Албании. И, как многие его приятели, в один прекрасный день «пламенный патриот Каплан-бей Душман» возвратился на родную землю. Он сразу же раскусил, что представляли собой люди, стоявшие тогда у кормила власти в Албании. Но и те в свою очередь поняли, кто такой Каплан-бей. «По кастрюле нашлась и крышка», как говорит народная пословица. И на первых же парламентских выборах в списках депутатов стояло имя Каплан-бея Душмана, великого патриота, которому долго приходилось есть горький хлеб на чужбине, обливая его слезами по родине, по дорогой Албании… И люди голосовали за него. Каплан-бей был избран!


Рекомендуем почитать
Некто Лукас

Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.


Дитя да Винчи

Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.


Из глубин памяти

В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.


Порог дома твоего

Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.


Цукерман освобожденный

«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.


Опасное знание

Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.