... Она же «Грейс» - [9]
Это из Книги Иова, с такими словами Сатана обратился к Господу перед тем, как наслать на Иова все эти нарывы, кровоточащие язвы и прочие напасти. Наверно, доктор хочет сказать, что пришел испытать меня, да только он опоздал. Бог послал мне слишком много испытаний, и, возможно, Ему это уже надоело.
Но вслух я этого не говорю. Просто смотрю на него с глупым видом. Я хорошо научилась прикидываться дурочкой. Говорю:
— А во Франции бывали? Оттуда вся мода идет. — Вижу, что разочаровала его.
— Да, — отвечает он. — И в Англии, и в Италии, и в Германии, и в Швейцарии.
Как странно стоять в запертой тюремной камере и разговаривать о Франции, Италии и Германии с незнакомцем! С путешественником. Наверно, он странствует, как коробейник Джеремайя. Но Джеремайя зарабатывал себе на хлеб, а эти люди и так уже богаты. Они путешествуют из любопытства. Разъезжают себе по свету и смотрят на всякие дива, как ни в чем не бывало пересекают океан, и если в одном месте им становится скучно, они просто собирают вещички и перебираются в другое.
Но теперь и мне пора что-нибудь сказать. Я говорю:
— Прямо не знаю, сэр, как вы общаетесь со всеми этими чужеземцами. Ведь ни за что не поймешь, о чем они толкуют. Когда эти бедолаги только сюда приезжают, то гогочут, как гуси, хотя дети быстро учатся чужому языку.
— Верно, дети все схватывают на лету.
Он улыбается, а затем выкидывает такой вот фокус: опускает левую руку в карман и достает яблоко. Медленно подходит ко мне и протягивает яблоко, словно кость — злой собаке, которую хочет прикормить.
— Это вам, — говорит он.
А у меня такая жажда, что это холодное наливное яблоко кажется мне большой круглой каплей воды. Я могла бы мигом его проглотить. Я медлю, но потом думаю: «В яблоке ничего дурного нет, и я возьму его. Давненько я не ела домашних яблок. Наверно, из прошлогоднего урожая, который хранился в погребе, в бочке, но яблоко на вид довольно свежее».
— Я не собака, — говорю ему.
Другой бы на его месте спросил меня, что я хотела этим сказать, а он смеется. Просто выдыхает:
— Ха! — словно бы нашел потерянную вещь. Он говорит: — Понятно, Грейс, что вы не собака.
О чем он сейчас думает? Я сжимаю яблоко обеими руками. Как драгоценное сокровище. Поднимаю его и нюхаю. У него такой свежий запах, что аж душу щемит.
— Вы не будете его есть? — спрашивает он.
— Не сразу, — отвечаю.
— Почему?
— Потом его уже не будет.
На самом деле я просто не хочу есть при нем. Не хочу, чтобы он увидел, как я голодна. Если они почувствуют твою слабину, то потом с тебя не слезут. Лучше вообще забыть обо всех своих желаниях.
И снова его смешок.
— Скажите мне, что это? — спрашивает. Я смотрю на него, потом отвожу взгляд.
— Яблоко, — отвечаю. Думает, наверно, что я дурочка. Или это какая-то уловка. Или он сумасшедший, и поэтому они дверь заперли — меня заперли в одной камере с сумасшедшим! Но люди в такой одежде сумасшедшими не бывают, особенно с такой золотой цепочкой для часов — родственники или смотрители мигом бы ее сняли.
Он снова кривовато ухмыляется.
— О чем напоминает вам яблоко? — спрашивает.
— Простите, сэр, — говорю, — я вас не понимаю. Наверно, это загадка.
Я вспоминаю Мэри Уитни и как мы бросали тогда вечером яблочную кожуру, чтобы узнать, за кого выйдем замуж. Но я ему об этом не скажу.
— Мне кажется, вы все хорошо понимаете, — говорит он.
— О вышивке.
Теперь он сам ничего не может понять:
— О чем, простите?
— О вышивке, которую я в детстве сделала: Я — Яблоко, П — Пчела.
— Ясно, — говорит. — А еще?
Опять прикидываюсь дурочкой:
— О яблочном пироге.
— Да, — говорит он. — О том, что вы съели бы.
— Надеюсь, и вы тоже, сэр. Яблочный пирог ведь для того и пекут.
— А какие яблоки вы есть не стали бы? — спрашивает он.
— Гнилые, наверно.
Он задает загадки, как доктор Баннерлинг в лечебнице. Всегда есть правильный ответ, вернее, сами врачи считают его правильным, и по их лицу можно понять, угадала ты или нет. Впрочем, доктору Баннерлингу я всегда отвечала невпопад. Или, возможно, этот — доктор богословия, а такие доктора тоже любят задавать каверзные вопросы. Я их столько переслушала, что хватит надолго.
Яблоко с Древа Познания — вот что он имеет в виду. Добро и зло. Любой ребенок догадался бы. Но я не буду ему подыгрывать.
Снова прикидываюсь дурочкой:
— Вы проповедник?
— Нет, — говорит, — я не проповедник, а врач. Но врачую не тела, а души. Болезни души, ума и нервов.
Я прячу яблоко за спиной. Я ему нисколечко не доверяю.
— Нет, — говорю, — я не вернусь туда. Только не в лечебницу. Я просто физически этого не выдержу.
— Не бойтесь, — говорит он. — Вы же не сумасшедшая, Грейс, правда?
— Нет, сэр, я не сумасшедшая.
— Тогда вам незачем возвращаться в лечебницу, верно?
— Им не нужны для такого причины, сэр.
— Для этого я сюда и пришел, — говорит он. — Я хочу понять причину. Но для того чтобы я мог вас выслушать, вы должны со мной поговорить.
Я понимаю, что у него на уме. Он — коллекционер. Думает, стоит дать мне яблоко, и можно вставить меня в свою коллекцию. Может, он газетчик. Или путешественник, осматривает достопримечательности. Такие приходят и глазеют, и, когда на тебя смотрят, чувствуешь себя крохотной букашкой, а они берут тебя двумя пальцами и разглядывают со всех сторон. А потом опускают на землю и уходят.
