Она не принцесса - [42]

– Вы не любите сэра Джерваза, не правда ли?

– Нет. – Йен поставил подпись и потянулся за песочной присыпкой. – Он глуп.

Пока он складывал и запечатывал письмо, она молчала. Но когда он отложил его в сторону и собирался взять другой лист бумаги, она продолжила разговор:

– Не будьте к нему слишком строги. Он пытается сравниться с вами, а это трудно для любого человека.

– Глупости.

– Это не глупости. Ваш брат, я думаю, чувствует это, ибо он моложе вас. Вы – хороший сын. Он – повеса. Поэтому вы не всегда ладите.

Йен обмакнул перо.

– Дилан – композитор. У него темперамент человека искусства. Мы смотрим на жизнь по-разному. – С этими словами он начал письмо шведскому принцу.

Его сдержанность нисколько ее не смутила.

– Это правда, вы оба как масло и вода, – согласилась она. – Он веселый. Вы скучный. Вы всегда были таким?

Он не согласился с такой характеристикой.

– Я не скучный, – возразил он. – Дилан всегда был бунтарем, делал все, что ему хотелось, и почему-то ему всегда сходило это с рук. Я никогда не мог позволить себе такой роскоши.

– Без сомнения, ваш отец ожидал от вас большего, ведь вы были старшим сыном. Это тяжелое бремя – оправдывать ожидания других.

Неожиданно ему на память пришло воспоминание о том прошедшем времени, и он перестал писать.

«Как ты мог опозорить семью таким провалом? Где твоя гордость? Где твоя честь перед именем твоей сестры? Господи, Йен, ты доводишь меня до отчаяния. Поверь мне».

– Это может быть бременем, – согласился он, слова снова звучали в его ушах.

Он отложил перо и откинулся на спинку стула.

– Я помню, один год в Кембридже я провалился на экзаменах, – услышал он собственные слова, – и разочарование во мне отца и его гнев от того, что я не проявил усердия в учебе, были очень велики; он не разговаривал со мной и не писал мне целый год.

– Целый год? Это жестокое наказание.

– Столько мне потребовалось, чтобы сдать все экзамены.

Лючия оперлась ладонями о стол и наклонилась над ним.

– А что мешало вам проявлять усердие в учебе? Азартные игры? Пьянство?

– Очень хорошенькая служанка.

– Не понимаю. Какая служанка?

Йен покачал головой, возвращаясь из прошлого.

– Это совсем не подходящая тема для разговора. Мне не следовало об этом говорить. – Он снова взялся за перо.

Она, конечно, не могла остаться без ответа.

– Вы говорите «хорошенькая». Значит, это была девушка. Она была вашей любовницей? – Когда он не ответил, она наклонилась, скользнув по крышке стола так, что почти уселась на письмо шведскому принцу. – Мне вы можете рассказать.

Он заерзал на стуле.

– Это было бы неуместно.

Лючия придвинулась ближе, чтобы видеть его лицо.

– Я никому не скажу, – заговорщически прошептала она, стараясь заглянуть ему в глаза. – Это будет наша тайна. Так она была вашей любовницей?

– Нет. Служанки в Кембридже – это горничные для студентов. Они убирают постели.

– И разбирают их, да? – Она не ждала подтверждения, а сразу же задала следующий вопрос: – Вы были влюблены в нее?

В памяти Йена промелькнули пара смеющихся карих глаз и сияющая улыбка.

– Это не ваше дело.

– Вы хотели жениться на ней?

Он глубоко вздохнул, вспоминая о Гретна-Грин и не осуществимых мечтах шестнадцатилетней давности.

– Я джентльмен, Тесс была горничной. Это было невозможно.

– Вы не ответили на мой вопрос. Вы хотели жениться на ей?

– Мой отец никогда не допустил бы этого. Он откупился от нее неплохой суммой денег, и она вышла замуж за кого-то другого. И она была счастлива это сделать. – С сердитойноткой в голосе он спросил: – Вы удовлетворили свое любопытство?

– Совсем как с моим кузнецом, – тихо сказала она. – Думаю, вы очень любили эту Тесс.

Черт бы ее побрал! Она умела выжать тайны даже из камня.

– Я должен закончить это письмо, – сказал он, – а вы на нем сидите. Подвиньтесь, пожалуйста.

Она соскочила со стола и отошла в сторону, но если он надеялся, что тема о его прошлом закрыта, то глубоко ошибался. Стоя в другом конце комнаты, она снова спросила его:

– Эта девушка, Тесс, и стала причиной того, что вы никогда не были женаты?

Перо выпало из его пальцев, чернила растеклись по слову на которое упал кончик пера, письмо было испорченo. Ему пришлось бы начинать сначала. В полном расстройстве он отбросил перо и встал.

– Господи, вы задаете такие неприличные вопросы! За все это время, проведенное в лучших французских школах, вас так и не научили хорошим манерам?

Она смотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами, не понимая его возмущения. Затем сказала:

– Вы производите большое впечатление, когда сердитесь. Вы это знаете? – Не ожидая ответа, она продолжила: – Вам следует чаще возмущаться. Вы не будете таким скучным, если вы... – Она замолчала, помахала в руками в воздухе, как бы подыскивая нужное слово. – Как вы англичане, говорите? Если вы выпустите пар.

– Мне не нужно выпускать пар, и я не скучный. Я всего лишь соблюдаю приличия, как принято в хорошем обществе, а это означает, что я не лезу в чью-то личную жизнь. – Он многозначительно взглянул на нее. – Как некоторые.

– Сухарь, – продолжала она.

Давая оценку его характеру и увлекшись, Лючия не обращала внимания на возражения или недовольство.