Она как все или Wild Thing - [11]

Муза. Но я помню... тобой был написан неплохой роман, а также еще разные пьесы.

Феофан. Опять ты про пьесы! Еще и про роман! Не было! Не было у меня ничего подобного! Пьесы... Спутала ты меня с кем-то у меня... Я в театр-то не хожу, и не люблю его, и не был в театре тысячу миллионов лет! Не было ничего такого у меня! Не было! Ха.

Муза. Было! Оу! Было!

Феофан. Нет, не было!

Муза. Оу! Было!

Феофан. Слушай, мне статейку доделать надо... и так потерял массу времени с твоей говорильней бездонной! Отстань!

Муза. Отстань? Это ты мне... как ты со мной разговариваешь!.. Были пьесы, были, были!!!

Феофан. Ты, Муза, моя дорогая, просто перепутала меня с кем-то, у тебя ведь много нас, таких всех разных, вот и вали к своему драматургу! Надоела!

Муза. Не смей на меня кричать! Оу! Оу! Оу!

Феофан. Еще и мяучит как кошка! Надоела, надоела!!!

Муза. Это я-то надоела? Халтурщик!

Феофан. Пусть я халтурщик, ладно... но честный! Ха! Не делаю вид, не корчу из себя сумеречного гения ржавого подземелья! А ты — самая обычная базарная муза!

Муза. Самец! Трепло! Ничтожество! С кем я связалась?! Убогая посредственность! Оу!

Феофан. Истеричка! Убирайся отсюда! К своим драматургам, баснописцам и прозаикам! И к поэтам!

Муза. С удовольствием! И запомни — ты для меня больше не существуешь! Оу! (Уходит.)

Феофан. Ведь такая изысканная, возвышенная была! Ха. Она как все!

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Феофан, Михаил, Петр, Александр. Шумно. Потому как они бурно и много пьют. Водку.

Александр. Литература должна быть грубой! Злой! Вы с этим не согласны?

Феофан(уныло). Согласен...

Александр. А поэзия... поэзия пусть несет на себе отпечаток болезненного, ущербного, слабого!

Петр. Сила — в слабости! А слабость — в силе! Эге...

Александр. Стихи должны быть наподобие стакана водки. Как выпил — так и...

Феофан. Я не люблю больше водку.

Петр. Я был недавно на одной вечеринке... Тоска! В рок-клубе... только не припомню в каком именно... то ли в ленинградском, то ли в этом, в другом... Нет теперь того веселья, которое было у нас прежде... барышни теперь все какие-то худые, плоские, темперамента ноль... и музыка не пойми куда. Эге.

Александр. А театр? Ведь театр — умер! (Феофану.) Вы не согласны?

Феофан. Не знаю.

Петр. Как мы дивно проводили когда-то время на даче у Айрапетяна! Природа, грибы, разные возлияния на берегу, ночные катания на лодках... и плотах... частушки пели — минут по сорок... Э-ге.

Александр. Театр умер! И балет тоже! Я сочинил целый цикл об этом...

Феофан. Да не знаю я. Мне все равно. Умер — значит похороним.

Петр. Женщины какие прежде были... Разве можно их сравнить с этими современными хлорозными тенями? Правда, Михаил?

Михаил(спит). М — м — м...

Александр. Я прочту сейчас кое-то из новейших частушек...

Феофан. Не надо!

Петр. Я почувствовал себя истинным фавном, когда увлек одну блондинку в стог свежего сена... Эге... ух... или она брюнетка была...

Александр. Да как же не надо? Надо! Хотя стихи так рано нельзя читать, лучше после полуночи...

Петр. Нет, не в стог, а в воду. Эге. Или в бассейне или в чьей-то машине или в грузовом лифте.

Феофан. Нет, не надо!

Петр. Или это было на балконе. Или в подвале... или на крыше... или в кабинете... или в коридоре. Или дома у кого-то.

Александр. К этому времени, после нуля, души размягчаются под влиянием разных крепких напитков и вполне готовы у восприятию прекрасного. Есть вот, кстати, один поэт, Жиродов. Так вот, он страшно обижается, если кто-нибудь предлагает ему почитать стихи без четверти двенадцать. Когда мы с ним в очередной раз поехали покорять столицу несколько лет назад....

Феофан. Жиродов!.. жалкий призрак прошлого этот Жиродов! Помню, как он прежде курил только вонючие кубинские сигареты, а в «Сайгоне» все время на кофе у всех клянчил, покруче даже, чем Витька Колесников.

Александр. Как вы относитесь к теории пандетерминизма? Вы не согласны с тем, что... панмонголизм... хоть имя дико, но...

Феофан. Отстань.

Петр. Есть многое на свете, что и не снилось... О, если бы я умел рисовать, то написал бы странную картину.... сделал бы ваш портрет на фоне здоровенной коньячной бутылки! Выпьем!

Александр. Феофан, знаешь, я на днях видел эту самую... Музу, которая у тебя тут обиталась прежде. Я видел ее у... не помню у кого. Она такая веселая, право, была, все смеялась чему-то эдак изящно, немного даже как-то так по-особенному, что ли...

Феофан. Что она там еще делала? С кем была?..

Александр. Ну с кем-то, конечно, была... С молодым художником из Северодвинска. Вроде. Или из Мурманска он. Или из Уфы. Не помню, как его зовут.

Феофан. Так, так... Новый северо-западный Босх. Хренов Брейгель какой-нибудь из Урюпинска. Сраный Пикассо из Кандалакши.

Александр. Или он музыкант. Не помню. Я ушел вскоре, в рок-клуб рванул. Женщины — переменчивы, не в этом ли их прелесть?

Петр. Да, да, на фоне бутылки нарисовать! Это будет своего рода символ. Эге.

Александр. Ведь постоянство так удручает со временем.

Феофан. Да все это.

Александр. Или из Харькова.

Петр. Эге! На фоне открытой бутылки! И рюмки рядом, стаканы, закуска разная клевая.

Феофан. Из Харькова музыканты часто сюда приезжают. Рокеры разные. Как маслом им тут намазано, что ли.