Она друг Пушкина была. Часть 2 - [94]

Эдуард Александрович всё ещё ходит в шортах. Быть может, немного кокетничает. У него стройные, как у юноши, загорелые ноги. Удивительная для его лет поджарая спортивная фигура. Когда-то он был чемпионом Франции по велогонкам. По заведённому обычаю, каждую осень ездит в Париж на встречу бывших лидеров-велогонщиков из времён его молодости. Он и сейчас катается на велосипеде по аллеям княжеского парка. Для поддержания формы у него имеется и другой рецепт — как можно меньше пищи. Сам он питается дважды в день — завтрак и умеренный ужин. Мне было очень нелегко привыкнуть к его режиму. Иногда я не выдерживала и робко просила: «Можно я поджарю себе картошку?» — «Потерпи до ужина!» — сурово отвечал он мне. Недельное пребывание у него в гостях пошло мне на пользу — похудела килограммов на пять, юбки вертелись вокруг бёдер.

Днём хозяин возился в саду, подстригал кусты роз, вырывал засохшие цветы, сгребал опавшие листья. Он не пользуется услугами садовника. Любит всё делать сам. А я отправлялась гулять в соседний княжеский парк. Бродила по безлюдным тенистым аллеям, близко подходила к замку. Снизу из города по широкой асфальтированной дороге то и дело поднимались машины и исчезали в сводчатой арке ворот. За высокими крепостными стенами — резиденция монарха Лихтенштейна. Отсюда, с вершины отрогов Альп, управляет он своим маленьким царством. Пятачок в 160 квадратных километров. Но какой ухоженный, благоустроенный, один из самых богатых на земле! Затем я поворачивала обратно. За парком открывались солнечные луга с высоким альпийским разнотравьем. Поднималась почти к самому верху — до него рукой подать. Какая красота вокруг! За обступившими город горами открывались новые вершины — выше, суровее, заснеженнее. За ними другие — ещё выше. И так до самого горизонта. Если можно назвать горизонтом зигзагообразную линию, прочерченную в небе синеватыми пиками. А внизу город с красными островерхими крышами. Словно маленькая деревушка, затерявшаяся в горной долине. Так кажется сверху. Но когда спустишься, город завораживает европейским шиком — витринами магазинов, модерными зданиями банков, офисов, учреждений, изящным белокаменным правительственным особняком, уютными кафе и ресторанчиками. Маленькая, но чудесная столица!

Эдуард Александрович свозил меня в свой магазин на самой границе между Австрией и Швейцарией. Здесь продаются сувениры, швейцарские часы, всякая мелочь, которая может потребоваться проезжим туристам. Продавщица приветствовала меня типичным для жителей Австрии и Лихтенштейна «Gruss Gott!» — что можно перевести как «Бог в помощь!» «Wie geht es Ihnen, Herr Baron?»[189] — это уже не ко мне, а к моему спутнику Эдуарду фон Фальц-Фейну. Он оставил меня рассматривать магазин, а сам прошёл в другое помещение — нечто вроде меняльной лавки. Пока он проверял счета, я разговорилась с любезной фрау. Она поинтересовалась, откуда я приехала. Очень удивилась, что я собираюсь писать о её хозяине. Для неё он был всего лишь собственником, господином бароном, человеком, стоящим на недосягаемой для неё высокой иерархической ступени. Абсолютно ничего не знала ни о личной жизни Фальц-Фейна, ни о его кипучей общественной деятельности. Между ними была пропасть — богатый предприниматель и работающая у него мелкая служащая. Случай тут же предоставил мне возможность убедиться в этом. У входа в магазин остановилась машина с английским номером. Немолодая супружеская пара вошла внутрь и остановилась у витрины с часами. Они быстро выбрали нужную марку и уехали. В это время из другой комнаты появился Эдуард Александрович, спросил, какие часы купили англичане и выдан ли им гарантийный талон. Продавщица растерянно пробормотала: «Ох, простите, господин барон! Забыла!» Эдуард Александрович нахмурился и строго сказал: «Как это забыли! Вы подрываете престиж моего магазина! Смотрите, чтоб в другой раз это не повторилось!» Мне стало неловко. За неё — ведь её унизили перед посторонним человеком. За него — он так сурово и не очень тактично отчитал бедную женщину в моём присутствии. Мог бы сделать замечание с глазу на глаз. Наверное, помешало, рассеяло её и моё присутствие. Когда мы сели в машину, я шутливо заметила: «Вы, Эдуард Александрович, оказывается, настоящий капиталист. А ещё кичитесь своим демократизмом, называете себя „товарищем бароном“!» — «С подчинёнными нельзя иначе! На шею сядут! Каждый должен знать своё место и обязанности!»

Тогда, в 1986 году, мне было непросто воспринять эту истину. Теперь, когда и наши страны бросились догонять далеко ушедшие по капиталистическому пути западные государства, я осознала, как был прав барон. Наш жестокий, но бессильный «капитализм» не может справиться с хамством, разгильдяйством, вседозволенностью не признающих никакие авторитеты «кухарок». Ведь столько лет они пребывали во власти наивной иллюзии, будто управляют государством! Пресловутая немецкая дисциплина совершила великое чудо — из послевоенных руин возникла сильнейшая в Европе экономика Германии. И как нам не хватает вот этой-то дисциплины!

«Жестокий капиталист» Фальц-Фейн не обиделся на меня. Он показал мне ещё один свой магазин в центре Вадуца. Там тоже продавались сувениры, часы, ювелирные украшения. Сам он уже не работал в нём. Сдавал в аренду или был на паях и только получал свои дивиденды. На эту тему не стал распространяться. А я и не допытывалась. Потом мы проехали мимо бывшего его туристического бюро. В нём он начинал свой бизнес в Лихтенштейне.