Она друг Пушкина была. Часть 1 - [64]
Ах, как прав был Эйдельман, много раз повторяя: «Читайте Пушкина! Следуйте за Пушкиным!» И узнаете о нём в тысячу раз больше, чем из его биографий, написанных самыми изощрёнными авторами! Раз Пушкин сказал: «Автором письма была дама», значит, у него были для этого основания. В данном случае он полагался не на свою гениальную интуицию, а только на факты, которыми, по-видимому, располагал. Итак — Cherchez la femme! И мы должны найти её! Геккерен не мог сам писать анонимки — он был слишком хитёр и предусмотрителен, чтобы допустить такой промах! Вероятнее другое — подмётные письма были плодом двух спевшихся душ — очень близкой и преданной Дантесу женщины и отчаянно влюблённого в «приёмного» сына Геккерена!
Как запоздала публикация писем Дантеса! Появись она раньше, не было бы этих нескончаемых полуторастолетних ребусов об авторах пасквильного диплома! Сколько сил и времени потрачено исследователями, сколько исписано бумаги, сколько издано томов на эту тему! И как пагубно оказалось для пушкинистов графское понятие о чести Владимира Соллогуба, знавшего и не выдавшего имя истинного убийцы Пушкина: Стоит только экспертам исследовать почерк, и имя настоящего убийцы Пушкина сделается известным на вечное презрение всему русскому народу. Это имя вертится у меня на языке, но пусть его отыщет и назовёт не достоверная догадка, а Божие правосудие![146] Соллогуб умер в 1882 году. К этому времени мало современников Поэта осталось в живых, а из его явных или подозреваемых врагов всего четверо: князь Иван Сергеевич Гагарин — пережил Соллогуба всего на один месяц, князь Александр Васильевич Трубецкой и две женщины — княгиня Елена Павловна Белосельская-Белозерская и пресловутая Идалия Полетика. Один из них, по-видимому, и являлся настоящим убийцей Пушкина. Но пока они были живы, граф не мог высказать свою «достоверную догадку»…
Запоздалые письма открывают так много неизвестного. Нюансы, неожиданные ракурсы, потрясающие бесстыдством гомосексуальные признания, любовное безумие Геккерена и лицемерное подыгрывание ему Дантеса: Когда же ты говоришь, что не мог бы пережить меня, случись со мною беда, неужели ты думаешь, что мне такая мысль никогда не приходила в голову? И ещё многое, многое другое. Среди прочего — истина о чистой, платонической любви Натали и Жоржа!
Но, конечно же, самой большой сенсацией является таинственная «Супруга». О ней лишь дважды упоминает в письмах барону Дантес. Едва не забыл сказать, что разрываю отношения со своей Супругой и надеюсь, что в следующем письме сообщу тебе об окончании моего романа, — дописал он на полях четвёртого листа пространного письма к Геккерену от 26 ноября 1835 г. К сожалению, письмо с подробностями «об окончании романа» не сохранилось или же потонувший в рассеянии светской жизни молодой человек позабыл сообщить об этом «батюшке». А может быть, дипломатично предпочёл до времени умолчать, чтобы не травмировать сердца влюблённого барона. Ибо разрыв с «Супругой» был связан с другим душещипательным событием в жизни Дантеса — именно в это время он безумно влюбился в самое прелестное создание в Петербурге. Надо полагать, произошло это за несколько недель до его решения о разрыве с любовницей. А значит, в октябре, самое позднее в первой половине ноября 1835 г., то есть в начале осенне-зимнего петербургского сезона. Именно тогда вновь появилась в обществе Наталья Николаевна Пушкина. За лето сумела оправиться после родов (в мае 1835 г. она произвела на свет третьего ребёнка, Григория). И стала ещё краше, как это бывает у некоторых женщин, будто самой природой созданных для материнства. Приехавшая из Варшавы золовка Ольга Павлищева нашла её очень похорошевшей: у неё теперь прелестный цвет лица, и она немного пополнела; это единственное, чего ей недоставало[147].
За полтора года пребывания в России незначительный и бедный искатель счастья «шуан» Дантес (приехал в Петербург, словно ведомый зловещим роком, 8 сентября 1833 года — по новому григорианскому календарю, именно в Натальин день, как установила Серена Витале) превратился в модного и очень самоуверенного кавалера — с февраля 1834 г. корнета, а с января 1836 г. поручика лейб-гвардии Кавалергардского полка. Чтобы понять чрезмерную популярность Жоржа в петербургском обществе, нельзя забывать также об одном удивительном, чисто российском, аспекте — неистребимой слабости к иностранцам или же европеизированным русским. Они были в диковинку у нас, поражали доморощенных аристократов своими модными парижскими туалетами, раскованностью поведения, самоуверенностью, образованностью, а в сущности, умением обо всём судить слегка с учёным видом знатока. Вызывали респект, восторженное поклонение, желание во что бы ни стало заполучить их в свои салоны. Таким успехом пользовались, к примеру, хорошо известные в пушкиниане современники Поэта — Зинаида Волконская, Долли Фикельмон, Юлия Самойлова, Александр Тургенев, Анатолий и Павел Демидовы, Амалия Крюднер… Такой диковинкой для Петербурга оказался и бесцеремонный красавчик Дантес.
