Она друг Пушкина была. Часть 1 - [65]
Не с неба свалилось на Дантеса и неожиданное богатство (70 тысяч рублей годового дохода, как утверждали петербургские сплетники) — он просто продал себя потерявшему от пагубной страсти разум Геккерену. И этот пресловуто скаредный и далеко ещё не старый человек вдруг решается на отчаянный поступок — усыновляет Дантеса и переписывает на него всё своё состояние. Проверенное многовековой историей человеческих страстей средство покорения объекта вожделения! Двадцатилетний красавчик без зазрения совести вступает в роль кокотки: …ведь в наше время [трудно] найти в чужестранце человека, который готов отдать своё имя, своё состояние, а взамен просит лишь дружбы: дорогой мой, надо быть вами и иметь такую благородную душу, как ваша, для того, чтобы благо других составило ваше собственное счастье; повторяю то, что уже не раз вам говорил, — мне легко будет стремление всегда вас радовать, ибо я не дожидался от вас этого последнего свидетельства, чтобы обещать вам дружбу, которая закончится только со мною…[150] Расчётливый Дантес безустально расточает свою благодарность благодетелю: Благодарю, благодарю тысячу раз, мой дорогой, и моё единственное постоянное желание — чтобы вам никогда не довелось раскаяться в своей доброте и жертвах, на которые вы себя обрекаете ради меня; я же надеюсь сделать карьеру, достаточно блестящую для того, чтобы это было лестно для вашего самолюбия, будучи убеждён, что вам это будет наилучшим вознаграждением, коего жаждет ваше сердце[151].
Геккерену стоило неимоверных трудностей добиться усыновления Дантеса при живом отце. Но ещё сложнее оказалось узаконить перевод на его имя всего имущества: Итак, вам не позволяют отдать мне своё состояние, пока вам не исполнится 50 лет. Вот уж большая беда: закон прав, к чему мне расписки, и бумаги, и документальные заверения, у меня есть ваша дружба, и, надеюсь, она продлится до той поры, когда вам исполнится пятьдесят, а это дороже, чем все бумаги в мире,[152] — лицемерно-цинично заявляет Геккерену Дантес. Как же потом сынок отблагодарил отца, узнаем из «Записок» Смирновой-Россет: Этот подлец (имеется в виду Геккерен. — С. Б.) жил и умер в совершенном одиночестве в Голландии. Он был сродни со всей аристократией, но ни одна душа не почтила погребальную процессию, даже Дантес не поехал к своему папеньке, и его похоронили как собаку[153].
И вот этот, по выражению Смирновой-Россет, банкаль, баловень судьбы, женщин, а также и мужчин вдруг удостоил своим вниманием Натали. Впрочем, можно предположить — и скорее всего именно так и было, — они оба, Дантес и Натали, обоюдно начали эту рискованную игру, именуемую кокетством. Возможно, интерес Натальи Николаевны к Дантесу пробудила её троюродная сестра и подруга Полетика. Как теперь стало известно, Идалия давно уже была влюблена в кавалергарда. Её муж полковник Александр Михайлович служил в том же Кавалергардском полку. Общительный и весёлый француз очень скоро стал mon ami в доме Полетики. Они пользовали казённую квартиру в полковых казармах, что было на руку и Дантесу и Идалии — не вызывая ни в ком подозрения, кавалергард запросто, по-соседски захаживал к своей пассии. Но скрытная, хитрая, при этом весьма умная Идалия вряд ли до конца была откровенна с Натали. Наверное, утаивала от неё своё истинное чувство к Дантесу. Вообще, как ни странно, её отношения с Жоржем остались в тайне от любопытного и всё подмечающего склочного петербургского общества — никакого намёка на это не содержится ни в одном из выявленных воспоминаний современников Пушкина. Только А. Смирнова-Россет утверждала в старости, что Жорж любил вовсе не Натали, а Идалию. Но на это свидетельство не обратили никакого внимания — слишком противоречило оно бесспорной истине о романе Дантеса с Пушкиной. Впервые о страсти Полетики поведал Клод де Геккерн д’Антес, в чьём архиве хранились письма Полетики к его прадеду.
