Она друг Пушкина была. Часть 1 - [63]
Я много раз чувствовала, что надо мной издеваются, что ко мне относятся как к «фирменной бабе» — так меня однажды назвали в Ленинграде, — которую от нечего делать обуяла охота сунуть свой нос в наше, недоступное простым смертным, нерусским. И мне пришлось выходить из этой скрученности мессианства и бескультурья, приблизительности и боли, невозможности и лени. Пришлось выходить самой[143].
Я с трудом дождалась возможности прочитать эти письма Дантеса. Достать журнал «Звезда» в Болгарии невозможно. Духовный кризис, как следствие экономического, жестоко рикошетировал по библиотекам страны. Замер международный библиотечный обмен. В ответ на мою просьбу заказать из России до зарезу необходимую мне книгу сотрудники Национальной библиотеки иронично улыбались: «Заказы из России практически не выполняются». — «А всё-таки, если попробовать?» — настырничала я. «Ждать придётся долго и никаких шансов на успех!» — «Как долго?» — «Никто не может сказать — три месяца, полгода, а может, и больше… Да и книжечка в копеечку обойдётся!»
И вот из России от моей подруги приходит долгожданная бандероль с ксерокопией публикации в «Звезде». Читала медленно, всю ночь. Первое открытие — у Дантеса была тайная супруга!
Бедная моя Супруга в сильнейшем отчаянье, несчастная несколько дней назад потеряла одного ребёнка, и ей ещё грозит потеря второго; для матери это поистине ужасно, я же, при самых лучших намерениях, не смогу заменить их. Это доказано опытом всего прошлого года (письмо от 1 сентября 1835 г.). К этому тексту примечание публикаторов: Имя этой женщины, бывшей, по всей видимости, в продолжительной любовной связи с Дантесом, установить пока не удалось.
Не удалось? Может, не очень старались? Чует сердце, она, «Супруга», и есть та спасительная ниточка, которая поможет размотать клубок запутанной преддуэльной истории! Неужели причина во всё той же приблизительности, невозможности и лени, в которых упрекает русских исследователей С. Витале? Но сама-то Витале понимала, как важно открыть имя этой женщины — возможного автора анонимных писем. Она избрала правильный путь — просмотрела родословные книги, Петербургский некрополь: Изученные нами генеалогические списки не содержат сведений о малолетнем (или малолетней), скончавшейся в Петербурге во второй половине августа 1835 года. Таким образом мы могли бы исключить, что «Супруга» Дантеса принадлежала к аристократии, если бы не обстоятельство, что в генеалогических списках часто не приводятся даты кончины детей и подростков, в них ограничиваются лишь указанием: «умер (умерла) в раннем возрасте». Безрезультатно мы просмотрели и четыре тома «Петербургского некрополя» (СПб., 1912—1913). Исторический архив Петербурга, где хранятся книги записей всех петербургских церквей за весь XIX век (а в этих книгах, безусловно, должен сохраниться след захоронения несчастного «enfant»), закрыт на реставрацию на несколько лет. И это очень жаль, поскольку интуиция подсказывает нам, что не следует отклонять эту гипотезу, прекращать идти по следу этой ревнующей Дантеса женщины, как возможного автора анонимных писем; вполне может быть, что речь идёт о той женщине, о которой Пушкин говорил Соллогубу утром 4 ноября.[144]
Припомню фразу из «Воспоминаний» В. А. Соллогуба: Тут он прочитал мне письмо, вполне сообразное с его словами. В сочинении присланного ему всем известного диплома он подозревал одну даму, которую мне и назвал[145].
Меня интересовало только содержание писем Дантеса. И, к сожалению, вначале я не обратила внимания на комментарий С. Витале. Пыталась сама установить имя этой «дамы». Составила список «подозреваемых» женщин из окружения Пушкина и Дантеса. Путь поисков тоже был ясен — просмотреть родословные книги русского дворянства и «Некрополи». В болгарских библиотеках их, конечно, не оказалось. Приехать же самой в Россию — означало на несколько месяцев оставить книгу. И я снова обратилась к своей московской подруге P. Н. Гамалее. Она охотно стала помогать мне (за что ей бескрайно признательна). Но результаты ни к чему не привели — в августе 1835 г., согласно указанным источникам, ни у одной из предполагаемых женщин не умирали дети.
Графиню Нессельроде, на которую указывали многие пушкинисты как на возможного автора анонимных писем, я исключила из этого списка — некрасивая, грузная и благоверная сорокадевятилетняя Мария Дмитриевна (1786—1849) не подходила на роль любовницы Дантеса. Причастность к этому графини Нессельроде всегда была спорной и недоказанной — всего лишь одно из бесчисленного множества логичных или нелогичных, порою даже абсурдных предположений. Бесспорно, жена министра иностранных дел России
