Она друг Пушкина была. Часть 1 - [55]

О сёстрах-принцессах рассказывает в своей книге князь Альфонс Клари-Альдринген. В 1832 году старшая, Матильда (1806—1896, крайняя слева на групповом портрете), и младшая, Леонтина (1811—1890, посредине), выходят замуж за польско-немецких князей братьев Радзивиллов. Три года назад кузина Радзивиллов Стефания была выдана замуж за русского подданного графа Людвига Сейн-Витгенштейна[118] и таким образом стала прапрапрабабушкой Марии Андреевны Разумовской[119]. Дядя Стефании князь Антон Радзивилл, женатый на прусской принцессе Луизе, стремился устроить этот брак, чтобы получить обратно свои владения, оставшиеся на территории России. Царь Николай соглашался вернуть их семье Радзивиллов лишь в том случае, если владельцы имений будут вступать в брак с русскими подданными.

Плодились и размножались аристократы, мельчали, беднели их владения. Чтобы сберечь богатство и могущество, заключали выгодные браки. Выданные за Радзивиллов сёстры Матильда и Леонтина ухитрились произвести на свет по восемь детей каждая. Многие из их детей, двоюродные сёстры и братья, потом переженились между собой — вероятно, чтобы не делить наследственных имений.

Средней сестре — Ойфемии — не повезло. Умная и самая красивая девушка (на снимке крайняя справа), кажется, так и осталась всю жизнь одинокой. Князь-балагур, со смаком рассказывая о Леонтине, Матильде, их мужьях, детях, ни словом не обмолвился о причинах не сложившейся жизни Ойфемии. А казалось, всё было при ней: красота, богатство, ум. Впрочем, может, именно это последнее качество и было причиной её одиночества — мужчины не жалуют умных девушек. Вероятно, расставаясь с девичеством и друг с другом, сёстры решили заказать на память свои портреты. Этим же годом датируются и другие изображения брата и сестёр Клари-Альдрингенов работы М. М. Даффингера. Они находились на венецианской вилле князя Альфонса, поэтому он смог репродуцировать их в своей книге.

Русский самовар тётушки Катерины

Сестра Дарьи Фёдоровны — графиня Екатерина Тизенгаузен вошла в жизнь трёх поколений князей Клари-Альдрингенов. Она прожила долгую жизнь — умерла в 1888 году в 85-летнем возрасте. Давно уже не было на свете Долли, умерла её дочь Элизалекс, переженились её дети. Статс-дама русского императорского двора навещала своих родных в Теплице, приезжали и они к ней в Петербург, гостили на её вилле в Крыму.

Я никогда не видел её, — вспоминал правнук Дарьи Фёдоровны князь Альфонс, — но с моего раннего детства она играла заметную роль в жизни нашей семьи. В столовой моих родителей, где бы они ни жили — в Вене, Лондоне, Штутгарте, Брюсселе, всегда стоял большой серебряный чайный сервиз с чудесным самоваром посредине. Он вызывал у нас особенный интерес — ничего подобного даже в помине не было… Нам было известно, что родители получили его в 1885 году к свадьбе от тётушки и что он прибыл из России — страны, о которой хотя мы ничего и не знали, но тем не менее не чужой нам. О ней часто говорили у нас в доме. Мой отец после свадьбы известное время был секретарём австро-венгерского посольства в Петербурге. Он вспоминал об охоте на медведей, волков, лосей — в его кабинете на полу лежала волчья шкура, на которой нам позволялось сидеть. В этих рассказах всегда всплывало имя тётушки. Будучи камер-фрейлиной трёх русских императриц, она занимала в Зимнем дворце большую квартиру. Мы знали также, что у неё чудесный дом в Крыму — крае, который в доступных нам книгах представлялся волшебным. С неутолимым любопытством слушали мы о бескрайней далёкой России. Иногда отец рассказывал нам о русских родственниках, о родоначальнике нашей русской ветви фельдмаршале Кутузове. Но только позднее, прочитав «Войну и мир», понял я, почему моя семья так гордилась этим предком! Иногда нам позволялось играть чёрными лаковыми шкатулками с изображением красочных фигур солдат и крестьян — они были также подарками тётушки… В особенно торжественных случаях мама и её золовки надевали украшения, и каждый раз, когда кто-нибудь спрашивал, откуда они, звучал неизменный ответ: «Это также подарок тётушки Екатерины»…[120]

После смерти Екатерины Тизенгаузен семья князя по завещанию должна была наследовать её большое имение под Ярославлем и концессионные права на разработку руд на Урале, в районе царских приисков. Вступить во владение ими семья не смогла из-за каких-то бюрократических формальностей.

Личность тётушки была окружена для детей жгучей тайной. Став взрослыми, они узнали её причину. Её отец (принцессы Шарлоты — жены Николая I, императрицы Александры Фёдоровны. — С. Б.) король Фридрих Вильгельм III или её брат Карл соблазнили фрейлину — но кто из двух, неизвестно. Само собой разумеется, прискорбное происшествие всячески затушёвывалось… Когда Катерина родила своего сына, великий князь (Николай I. — С. Б.) стал его крёстным отцом; ребёнок получил имя Феликс Николаевич. Фамилия у него была Эльстон, что позднее стало поводом для шутки: «Elle s’étonne d’avoir un fils sans être mariée…»[121]

У Хитрово была взрослая дочь, любимая фрейлина императрицы, — писал в неопубликованных мемуарах князь М. Б. Лобанов-Ростовский, — <…>