Она друг Пушкина была. Часть 1 - [49]

Примеры подобных дорисовок известны в творчестве Брюллова. Анатолия Демидова он начал писать в 30-е годы. Гарцующий на коне всадник остался без головы. Картину окончил через двадцать с лишним лет. В 50-х годах Брюллов возвратился в Италию, где вновь встретился со своим прежним покровителем. Его модель неузнаваемо изменилась. Стройный молодой человек превратился в обрюзгшего вальяжного князя Сан-Донато (сей титул получил благодаря браку с племянницей Наполеона Матильдой). Не было и помину от жизнерадостного, щеголеватого всадника на разгорячённом коне. Изменился и сам художник, и его стиль. Всё раздражало его в старой работе. Скрепя сердце и, возможно, используя изображения Демидова молодых лет, он оканчивает портрет (ныне в галерее Питти во Флоренции). Но работал без души — вот и получилось лицо князя скучным, холодным, совсем не брюлловским.

Хитрово, возможно, тоже предоставила Брюллову свои портреты времён молодости. Листая теплицкий каталог, я обратила внимание на репродукцию с картины «Салон Фикельмонов в Неаполе», 1827 г. На задней стене салона виден портрет женщины, напоминавшей лицом Хитрово с теплицкого изображения. Рассматриваю портрет в лупу. Та же причёска — высокий шиньон и локоны вдоль щёк, тот же наклон головы, платье с большим декольте. Может, именно этот ранний портрет послужил Брюллову моделью? Оригинал картины «Салон Фикельмонов в Неаполе» хранился в Теплице. Я вспомнила любезного сотрудника Теплицкого музея Яромира Мацека и решила позвонить ему. Поделилась с ним своим предположением. Он согласился прислать мне увеличенный снимок заинтересовавшей меня детали картины. И вот он передо мной. Размытое, схематичное изображение. Но воспринимается как этюд к «брюлловскому» портрету.

Теплицкий портрет написан в стиле романтического классицизма, присущего Брюллову в двадцатые годы. В ту пору художник ещё не освободился от канонов итальянской живописи первой четверти XIX века с характерными для неё атрибутами — пышным декором и обязательным фоном. Они придавали картине особую парадность.

Итак, представим: Брюллов начал писать Хитрово. Вспомнил о московских зарисовках Пашкова дома. Кажется, лучшего фона для портрета дочери Кутузова не придумаешь. Работа спорилась: интерьер, платье, декор — всё это легко давалось набитой руке мастера. Лицо тоже удалось — молодое, красивое. Только очень печальное. Какая тоска гложет Елизавету Михайловну? Не скорбит ли она по безвременно ушедшему из жизни герою Аустерлица, адъютанту Кутузова, Фердинанду Тизенгаузену, своему первому мужу? Любила его самоотверженно. Оставив «малых деток» на попечение матери, следовала за супругом в обозе действующей армии. Смерть его оплакивала долго, даже о самоубийстве помышляла[105]. В Теплицком музее моё внимание привлекло ещё одно изображение Хитрово — литография Шевалье с оригинала Гау, помеченная 1837 годом. И здесь те же скорбящие глаза! Не эту ли двойную панихиду отобразил Брюллов (создавший, по моей версии, портрет после 1837 года) в облике своей модели? И по горячо любимому Фердинанду, и по последней, страстной любви уже немолодой женщины к недавно погибшему Пушкину? О её любви к Поэту знал весь Петербург. Сердечным другом маменьки называет Пушкина в своём дневнике Долли. Хитрово глубоко оплакивала друга и славу России, подтвердил Пётр Вяземский. Эта печаль-тоска и свела её преждевременно в могилу — Елизавета Михайловна умерла 56 лет, 3 мая 1839 г. — через два с небольшим года после смерти Пушкина. Те же грустные, уже усталые, но всё ещё прекрасные глаза видим и на акварели П. Соколова, рисовавшего Е. М. Хитрово в 1837 г. Рисунок хранился в венецианской вилле князя Альфонса Клари-Альдрингена и после его смерти в 1978 г., согласно воле покойного, был подарен Пушкинскому музею в Москве.

В Теплицком замке мне позволили внимательно изучить небольшое (размером 59x48,5 см) полотно неизвестного художника. В 1982 г. портрет был отреставрирован чешской художницей A. Vesely и теперь завораживал изумительным сочетанием тонов — старое золото платья и золотого перелива коричневое покрывало тахты, отцвеченный горностаем пурпур накидки с розово-брусничным подбоем, воздушная прозрачность белой вуали рукавов, жемчужный набивной атлас подушек, персиковая матовость кожи, тёмно-синий, восточного колера, с золотыми крапинами занавес. Колорит выдавал зрелый талант и вкус большого мастера. После реставрации лицо на картине ощутимо помолодело. И причёска изменилась — теперь был виден высокий шиньон (раньше он сливался с потемневшим фоном) и обрамляющие лицо локоны. На обороте полотна чьей-то рукой по-немецки надписано: Gräfin Elisabeth Tiesenhausen geb. Fürstin Kutuzow v. Smolensk[106]. Автор автографа стремился подчеркнуть, что изображённая в то время была ещё не Хитрово, а графиня Тизенгаузен. Кутузов получил титул светлейшего князя Смоленского только 6 декабря 1812 года. А в 1811 году Елизавета Михайловна вышла замуж за Хитрово. Впрочем, Долли Фикельмон и её дочь Элизалекс могли и не знать этих подробностей. Сама Элиза Хитрово виновна в этой путанице. Даже письма Пушкину она подписывала