Она друг Пушкина была. Часть 1 - [45]

Мне было очень неловко за свою настойчивость. Но другого выхода у меня не было. Нужно довести до конца историю с так называемым пушкинским кольцом. Необходимо самой прочитать, что о нём пишет Игумнова. До Петербурга далеко. Да и получить разрешение на допуск к советским архивам в те времена было очень непросто человеку с заграничным паспортом.

Версия вторая и окончательная — кольцо из подковы

Я не сразу позвонила Куннельт-Леддильн. Журналистские будни занесли меня сначала в Лихтенштейн к барону Фальц-Фейну. Затем мне пришлось поехать в Москву, снова в Лихтенштейн, а оттуда в Лозанну на выставку, посвящённую творчеству Сергея Лифаря. Много времени ушло на статьи об этих поездках. Так что Варваре Александровне я смогла позвонить только месяца через три после встречи с Игумновой. Хотела обрадовать её полученными от С. А. Малиновского сведениями о декабристских кольцах. Он уверил меня, что специалисту вроде него легко установить из какого железа сделан ободок принадлежавшего ей кольца — кандального или подковного. Тогда я всё ещё верила, что ей, как и мне, очень важно узнать истину о перстне.

— Я получила разрешение от Игумновой… — начала я.

— Игумнова уже умерла, — сухо прервала меня Куннельт-Леддильн.

— Простите, когда?

— Накануне Нового года.

— У меня к вам записка от неё. Могла бы я получить её мемуары? Всего на один день или даже просмотрю в вашем присутствии?

— Нет!

— Неужели вы не выполните предсмертную просьбу Игумновой? Ведь вы говорили, что уважаете её…

— Мне всё это надоело! До свиданья! — И она повесила трубку.

Вот наконец она и показала свои клычки. Что же это? Дурное настроение капризной особы или стремление что-то скрыть? Последнее предположение подтвердилось.

Но что именно пытались они с отцом скрыть? Почему Исаченко все эти годы оправдывался — в письмах Калаушину, академику Алексееву, в предсмертном письме своему родственнику С. Г. Трубецкому? Он оправдывался и в то же время запутывал пушкинистов. Как я уже говорила, многие бродзянские вещи исчезли. Альбом с визитными карточками был просто опустошён. Вот свидетельство проф. Кишкина: К сожалению, многие из примерно 100 листов альбома оказались пусты, наклейки с них исчезли.[102] Загадочна и история с портретом Дантеса. В 1947 году в Советский Союз был передан совсем не тот портрет, который видел Н. Раевский в замке в 1938 году. Подозреваю, что он был подменён Исаченко. Овальное изображение Жоржа Геккерена (сепия) с его собственноручным витиеватым автографом, работы С. Вагнера, превратилось в чёрно-белую литографию (выполнена О. Ф. Мюллером в Карлсруе) — её привезли в 1947 году в Москву чехословацкие писатели. Подобное литографическое изображение Дантеса находится сейчас и в бродзянском музее. Вряд ли в замке было несколько его копий. Видимо, они были приобретены после войны в какой-нибудь антикварной лавке Чехословакии. Чешские и немецкие гравюры прошлого века встречались ещё до восьмидесятых годов в букинистических магазинчиках Братиславы.

Но отчего Варвара Александровна так упорно не желала мне показывать мемуары Игумновой? В 1995 году я съездила в Петербург и прочитала хранящиеся в Пушкинском доме «Воспоминания о Бродзянах». Наконец-то нашлось объяснение странному поведению г-жи Куннельт-Леддильн:

…и тут надо опровергнуть рассказ о кольце, которое будто бы принадлежало А. С. Пушкину. Наталия Густавовна как-то гуляла с сыном Пушкина, они подобрали подкову и решили заказать себе из неё кольца «на счастье». Одно из этих колец Наталия Густавовна носила до самой своей смерти, и оно сильно стёрлось. После её смерти Анна Бергер подарила это кольцо проф. Исаченко на память. Так что ни о каком «кольце Пушкина» не может быть и речи (выделено мною. — С. Б.)[103].

Последним, завершающим аккордом в этой затянувшейся истории с «пушкинским кольцом» оказался разговор с проф. Кишкиным.

— Этот перстень с рубином? — спросил меня Кишкин.

— Почему же с рубином — с изумрудом, взамен потерянной бирюзы?!

— А-а, — протянул Кишкин, — значит, это другой. Тот, герцогинин, как сказала мне Игумнова, был с рубином.

Тут-то я всё и поняла. Если в кольце герцогини никогда не было бирюзы, то её надо было придумать. Чтобы правдоподобней выглядела легенда о «пушкинском перстне, подаренном декабристами». Потому что в Александринином, возвращённом ей Пушкиным, она была. Когда камень из бродзянского кольца был потерян, его заменили изумрудом — может, не смогли найти точно такой формы кабошон. Разве могла тогда предвидеть Елена Николаевна Исаченко, какая абсурдная идея взбредёт в голову её мужу? Теперь стало ясно, почему Варвара Александровна не показала мне само кольцо, а только его чёрно-белое изображение. Почему, даже после разрешения Игумновой, не дала ознакомиться с её мемуарами. И почему, наконец, со мной вообще не захотели больше общаться — слишком глубоко я копала! Куннельт-Леддильн изо всех сил старалась, чтобы я не догадалась об обмане.

А теперь отвечу на самый главный вопрос: зачем Исаченко придумал эту историю? Только ли погоня за славой первооткрывателя в пушкинистике двигала им? А зачем привирал Хлестаков? Выдумывал свои приключения барон Мюнхгаузен? Есть такая порода людей, которая не может без фантазий. Своими байками они разнообразят жизнь, дают писателям материал для сочинений. Как видите, небылицы Исаченко вдохновили и меня на расследование этой почти детективной истории…