Она друг Пушкина была. Часть 1 - [29]

… Ещё один пример «суеверия» Поэта. Но какая драма скрывалась за ним — не для Пушкина, а для родной сестры Натальи Николаевны — Александрины. Это сообщение Вяземской открыло дверцу для множества толков, догадок, расследований об отношениях поэта со свояченицей… Припомнили прежние, ещё при его жизни ходившие слухи. Повинна в них отчасти была и сестра поэта Ольга Павлищева. По секрету сообщила Анне Вульф, что братец её сильно волочится за своей невесткой Александриной. Анна тут же (12 февраля 1836 г.) настрочила письмо своей сестре Евпраксии с сенсацией: Пушкин изменяет жене с её сестрой! Женщины из его михайловской романтичной молодости всё ещё чуть-чуть были влюблены в Поэта и живо интересовались его нынешней, семейной, жизнью. Любившая позлословить Софья Карамзина в день дуэли, ещё не зная о ней, пишет брату Андрею в Париж: В воскресенье у Катрин[66]было большое собрание без танцев… Александрина по всем правилам кокетничала с Пушкиным, который серьёзно в неё влюблён, и если ревнует свою жену из принципа, то свояченицу — по чувству…[67] Расследование Бартенева выявило из небытия и историю о пропаже нательного крестика Ази-Александрины. Она им очень дорожила и всю прислугу на ноги поставила, чтоб его отыскать. Он был случайно обнаружен верным дядькой Никитой, когда перестилал на ночь Пушкину диван. Никому не сказал тогда слуга о находке, молча отдал её Пушкину… Это уже позднее, после его смерти, проболтался. Этот крестик с цепочкой умирающий Поэт возвратил через Вяземскую Александрине. Просил ей самой в руки отдать. Что Вера Фёдоровна и сделала после его смерти. При этом прибавила, должно быть, из чисто женского вероломства: приказывал вручить без свидетелей. Позднее рассказывала Бартеневу, как вспыхнула при этом Александрина, смущённо пробормотала: Не понимаю, отчего это!

Почему Пушкин вернул крест не самой Александрине, а через посредника? В этом факте — глубина разыгравшейся в его семье драмы. И тайна… Ведь прощался же, умирая, со всеми: благословил детей, каждого в отдельности. Непрестанно повторял слова о невинности жены — словно всех убеждал: ему нечего прощать Натали. Простился с друзьями, даже Дантеса простил — когда Данзас упомянул умирающему о нём, сказал: Не мстите за меня! Я всё простил![68] Через Арендта попросил прощения у царя за себя и за своего секунданта Данзаса. И царь ответил собственноручной запиской: …прими моё прощение и совет умереть по-христиански… и прибавил, чтобы не волновался о жене и детях, — я беру их на своё попечение[69]. Но что поразило даже его друга Жуковского — в немыслимых страданиях Пушкин вспомнил о присланном ему утром приглашении на похороны сына «своего врага» Николая Ивановича Греча (ещё одна легенда советского пушкиноведения) и через врача Спасского передал ему поклон и душевное участие в его потере.

Притча о горе и человеке

Странная это была история… Странная и мистичная. Вечером 4 декабря 1836 года. Пушкин по дороге в Английский клуб проезжал по Мойке мимо дома Греча. Его внимание привлекли ярко освещённые окна.

«Должно быть, литературная братия собралась… Греч давно предлагает обсудить „Энциклопедический лексикон“, — подумал Поэт. — Загляну к ним на минутку. Попридержи-ка!» — крикнул он кучеру.

В доме праздновали именины хозяйки Варвары Даниловны. «Ах да, сегодня Варварин день», — вспомнил Пушкин. Поздравил именинницу, выпил за её здоровье шампанского. Гости, в основном родственники хозяев, радовались встрече с Поэтом. Особенно бурно выражал восторг младший сын хозяев Николенька, страстный поклонник поэзии Пушкина. Поэт тоже привечал этого солнечного молодого человека. Ценил его редкую даже для студента образованность, остроумие и особенно — артистичное дарование. Ему нравилось, как Коля декламировал его стихи. «Почитайте нам, дружок, что-нибудь из „Бориса“», — попросил Поэт не отходившего от него Колю. Один из гостей, некто В. П. Бурнашев[70], гвардейский офицер, однокашник Лермонтова, промышлявший и литературными трудами, впоследствии рассказал об этой встрече с Пушкиным. Во время чтения Николеньки Бурнашева поразила мрачная задумчивость Поэта. Она в несколько дней состарила его на несколько лет. Коля умолк, Пушкин стряхнул с себя оцепенение, чересчур восторженно похвалил чтеца за хорошую дикцию и очень верно найденную интонацию. «Из вас выйдет второй Тальма!» — воскликнул он, к неудовольствию степенной Варвары Даниловны. «У этих поэтов всегда такие вычурные идеи! — проворчала она. — Коля серьёзные науки изучает. Не сбивайте его с панталыку! Артист просто неприличная профессия для порядочного человека!»

Пушкин стал прощаться. Николай Иванович вместе с Колей проводил его до прихожей. Лакей подал ему медвежью шубу и меховые сапоги.

— Всё словно лихорадка трясёт, — говорил гость, закутываясь. — Всё как-то холодно везде, всё не могу согреться. А то вдруг в жар бросает. Нездоровится что-то в нашем медвежьем климате. Надо на юг! На юг!

— Ах, Александр Сергеевич, ежели бы мне привелось увидеть вас в цветущих долинах этого юга! — восторженно воскликнул Коленька.

Поэт странно взглянул на юношу, печально улыбнулся и сказал: «Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдётся. До свидания, Тальма en herbe!»