Она друг Пушкина была. Часть 1 - [20]

Хочу ли я? Голубушка, графинюшка, да о чём же тут толковать! Ну конечно же, хочу, причём сейчас же, немедленно! Но сдерживаюсь и как можно спокойнее отвечаю: «Да, это очень интересно. Когда с ней можно встретиться?» А она: «Об этом надо её спросить. Я ей позвоню и, если позволите, дам ей ваш телефон».

Ждать пришлось долго. Но о встрече с внучкой Трубецкого — следующий рассказ. Так вот — о Провидении. С этого звонка началась для меня иная жизнь — я стала и архивариусом, и детективом, и следователем одновременно. Но это внешняя её канва. Суть значительно глубже и серьёзнее — я стала сопричастна… Я вдруг поняла — моя встреча с Марией Андреевной неслучайна. Она помогла мне соединить серебряной нитью в кольцо времени два конца: водоворот преддуэльных событий, балы, интриги, сплетни, женщин. И одна из них — умная, сердобольная, очаровательная Мария Григорьевна Разумовская, с её последним для Пушкина балом, вписана в завершающее звено его биографии. И другая, названная пусть не в её, а родной бабушки честь Марией, её пра-пра — в пятой степени племянница, и тоже Разумовская, и, как она, умная, пленяющая духовными глубинами и также влюблённая в поэзию и поэта — такого же трагичного, безмерно талантливого, не понятого, как всякий предтеча, современниками и преждевременно ушедшего из жизни. Любимый ею поэт был влюблён в того, другого, и мыслью к нему постоянно возвращался в стихах и прозе — «Мой Пушкин». На повороте русской судьбы — Гений полёта. Бега. Борьбы. Это о нём и о себе тоже. Потому что в женской судьбе повторяла его жизнь. Говорила, скажу и Господу, / — Что любила тебя, мальчоночка, / Пуще славы и пуще солнышка…

Так через сто пятьдесят лет после смерти Пушкина звонок нынешней Разумовской всколыхнул тени его близких друзей — Александрины Гончаровой, Долли Фиксльмон, Елизаветы Хитрово, а за ними потянулась вереница других теней, тех, кого мы сегодня называем «его окружением».

Суеверие или гениальная интуиция?

Вздёрнув Россию на дыбы,

Пётр загадал ей великую загадку.

И Россия ответила ему Пушкиным.

А. Герцен

И повернул оглобли Пушкин

Пушкин обожал талисманы и по-ребячески верил в них. В этом убеждают его биографы. И смакуют повторенные многими — около Пушкина вращавшимися — примеры его суеверия: заяц дорогу перебежал, поп попался навстречу… Этого оказалось достаточно, чтоб вернулся, не поехал к товарищам-декабристам на Сенатскую площадь. И таким вот образом избежал каторги, Сибири. Маленькая слабость — этакий забавный пустячок — сберегла для России Поэта… Вдумайтесь: Пушкин — дерзкий, бесстрашный, задиристый, чуть что — вызывал обидчика на дуэль. И вот этот с гипертрофированным чувством чести человек просто так, из-за ребяческого суеверного страха поворачивает оглобли саней и остаётся в деревне!

Как часто оставались непонятыми, даже близкими из близких, ребяческие всплески, сумасшедшие — с позиций стариковской рассудительности, но такие артистичные, рождённые огненным интуитивным вихрем свойства великой в простоте и наивности натуры Поэта! Непонимание вело к упрощению, к стиранию оттенков! Пушкин в чёрно-белом варианте подносился нам ещё со школьных лет. Неподправленная детская интуиция подсказывала — здесь что-то не так. Моё заражённое максималистской моралью поколение оценивало эту маленькую слабость строже. Подленькое, гаденькое, так не вяжущееся с обликом Поэта, выпирало из этого поступка (проступка!): испугался, отмежевался от товарищей, отсиживался в безопасном местечке!..

Мемуары современников, как правило, писались через много лет после смерти Пушкина. Согласна с Вацурой^{1}: Современники передавали его рассказы, подчёркивая и усиливая их… Если мы возьмём на себя труд убрать облекающие их позднейшие легенды и наслоения, они предстанут перед нами как драгоценный и уникальный историко-психологический документ (выделено мною. — С. Б.).[41] Умение прочитать мемуары — это прежде всего умение пропустить события, факты из биографии Поэта сквозь призму собственного критерия. Но есть и иной аспект оценки — расширение перспективы. Об этом уже говорила Ахматова: Мы — люди XX века — знаем в сто раз больше о немалодушии поэта, чем знали его современники[42].

Разве не истина, что любое явление жизни — личной, общественной — становится яснее и понятнее с позиций времени. Можно сказать и по-иному: с позиций личного и исторического опыта. Когда само явление уже вписалось, заняло определённое место в судьбе человека, общества, народа. Новые архивные находки и нарождающаяся современная пушкинистика заставляют многое пересмотреть в Пушкине. К примеру, тему «Пушкин и декабристы». Критически отнестись к легендам о том, что декабристы никогда серьёзно не воспринимали Пушкина, не очень доверяли ему или же не допускали в тайное общество потому, что оберегали Поэта. Истина же значительно сложнее. Давайте вспоминать вместе!

Вспомним, какой резонанс в обществе вызвали дерзкие политические стихи Пушкина, как они распространялись в списках по всей России. Многие декабристы признавались на допросах, что использовали произведения Пушкина в пропагандистских целях