Она друг Пушкина была. Часть 1 - [131]

Бенкендорф пригласил писателя на парад в Красное Село. Там он увидел императора и восхитился его красотой — во всей Европе не сыщешь мужчину, который мог бы сравниться с ним. Но этим лестным отзывом о царе в частном письме дело и кончилось. Графиня Нессельроде оказалась права. Бальзак не оправдал возлагаемых на него надежд — он ничего не написал о России. Граф Адам Ржевуский ещё больше возненавидел вульгарного буржуа.

Генерал Адам ведёт себя безобразно до такой степени, что лучше уж об этом не говорить. О моя несравненная, обожаемая моя мамочка, вы всегда относились к нему замечательно, просто безукоризненно, столько раз нежно прощали ему, когда он серьёзно был виноват перед вами, забывали его оскорбления, и он ещё имеет дерзость преследовать вас своими пошлыми и грубыми шуточками! — писала матери Анна. Но графиня Ганская знала, что делает. Брюзжание тётушки Розалии, ярость братца — Боже! какие это мелочи в сравнении с великой целью — бессмертие через гения!

В этой семье, большой и блещущей талантами, в числе которых талант к авантюризму — генетический или национальный — занимает далеко не последнее место, самой выдающейся личностью был старший брат Эвелины Генрик (1791—1866). Он, как и Адам, закончил иезуитский колледж и превосходно владел латинским и французским. Но зато не очень-то силён был в родном наречии. Позднее, когда стал писателем, ему пришлось постигать азы польского литературного языка. Граф Генрик был большим оригиналом и выделялся среди золотой одесской молодёжи саркастическим, с диогеновой закваской, умом, начитанностью и своими неподражаемыми рассказами о польско-шляхетской старине. В отличие от младшего брата Адама он знал толк в литературе. Вместе с нежно любившими его сёстрами Каролиной и Эвелиной восхищался Бальзаком. И именно ему доверительно сообщала Ганская о своём романе с великим французом (в письме от 10 декабря 1833 г.):

Бальзак очень похож на вас, мой дорогой Генрик; он так же весел, смешлив и любезен, как вы; даже внешне он чем-то походит на вас, а оба вы напоминаете Наполеона[298].

В 1831 г. Генрик приехал в Рим. Здесь, в палаццо княгини Зинаиды Волконской, он вновь встретился с Адамом Мицкевичем. Поэт бросился к нему, расцеловал, как родного брата. Ведь он в самом деле был ему братом, потому что Адам любил его сестру Каролину. Генрик всколыхнул видение — море… бьющиеся о борт волны… птицей скользит корабль, за ним — белый пенистый след, а ещё дальше — Одесса… впереди морской простор, Крым… ах, этот волшебный Крым!.. Буря… Шторм! Шторм! Корабль трещит. Он бешеным рывком / Метнулся, прянул вверх, сквозь пенный шквал прорвался, / Расшиб валы, нырнул, на крутизну взобрался, / За крылья ловит вихрь, таранит тучи лбом. / Я криком радостным приветствую движенье. / Косматым парусом взвилось воображенье. / О счастье! Дух летит вослед мечте моей… Ночь… низкое, близкое небо… а звёзды — никогда ещё не видел Адам таких огромных звёзд — ведь он впервые увидел море… Палуба… Он и Она — вдвоём… И поток мелодией струящихся слов: Вытянув руки, я к палубе ниц припадаю; кажется, грудь моя сил кораблю придаёт; любо! легко мне! что значит быть птицей — я знаю. И бесконечные разговоры под пьянящей, безумящей луной. Кончена беседа. Спи! Спокойной ночи! Ангелом небесным сон твой да хранится! После слёз пролитых отдохнут пусть очи, пусть покоем сладким сердце осветится! Спи! Спокойной ночи! Каждого мгновенья, что мы были вместе, — след да отразится! В этом сне приятном! В дымке сновиденья образ мой пусть лучшим для тебя приснится!

Генрик сопровождал сестру в этом путешествии. Адам любил Каролину. Адам полюбил и его, её брата. Любил всё и всех — море, Крым, небо, звёзды. Даже своего начальника Витта, этого скользкого, противного, с маслеными греческими глазами, следившего за его каждым вздохом, каждым словом. Это было давно и недавно — это было в 1825 году. Потом — размолвка. Её причины Собаньская объяснила биографу Мицкевича Аэру интригами графини Авдотьи Петровны Гурьевой, жены одесского градоначальника Александра Дмитриевича. Свежий, откормленный, упитанный телец, туго начинённый словами, а не мыслями, — узнаёте почерк Ф. Ф. Вигеля? Да, это он — язвительный хроникёр эпохи нарисовал нам образ тупого, жадного и златолюбивого сыночка министра финансов александровской эпохи, вора и разбойника (по словам А. О. Смирновой) Д. А. Гурьева. За отсутствием в Одессе в июле 1824 г. Воронцова Гурьев исполнял формальности по высылке Пушкина из Одессы. Всё в нём было тупо и тяжело; это просто был желудок, облечённый в человека. Он всегда разливал вокруг себя скуку, — не правда ли, Вигель не был лишён сатирического дарования? Графиня Авдотья была, что называется, красивой женщиной, но очень злой, надменной и легкомысленной. Ко всему прочему была эксцентричной и рубила правду-матку в глаза собеседнику. Как и муж, как и её достопочтенный батюшка, любила мзду. Она воспылала страстью к Мицкевичу. Известное время он был даже увлечён ею. Но очень быстро разочаровался. Корыстолюбие возлюбленной, вероятно, было тому причиной. В цикле стихотворений этого периода обращает внимание стихотворение «Сватовство». В нём уже остывший от страсти Мицкевич издевается над расчётливостью одесской матроны и её зятя — дипломата Н. Д. Гурьева, карьериста, жесткого человека: