У меня задрожали колени. Только что я ощущал себя победителем и вдруг обратился в студень, в медузу — вроде той, что была изображена на стене океанографического буфета.
Я увидел, как Мари Ларр, расплатившись по счету, встает из-за столика. В голову мне пришла идея, за которую я ухватился, как за соломинку.
— Я знаю, кто вам нужен! — быстро сказал я. — Не полицейский. Тут вы абсолютно правы. Мы умеем работать только по инструкции, и в столь рискованном деле это может привести к трагическому результату. Вам нужен хороший частный детектив, который не побрезгует вступить в тайные сношения с преступниками и не станет думать о соблюдении законов. Видите вон ту даму? С которой я пил кофе? Это знаменитая сыщица мадемуазель Ларр. Про нее говорят, что она не знает неудач и всегда добивается цели, — присочинил я для пущего эффекта.
— Зачем мне в России иностранка?
— Она говорит по-русски, как мы с вами! По происхождению это наша соотечественница. Остановите госпожу Ларр, пока она не ушла!
Сработало!
Хвощова решительно двинулась за сыщицей, окликнула ее, а когда та не обернулась, последовала за нею в коридор.
Я, не слишком торопясь, вышел из буфетной. Женщины беседовали у ярко освещенного южным солнцем окна: два отчетливых, словно вырезанных силуэта — массивный и тонкий.
— …Да, доводилось, и не раз, когда я жила в Америке, — услышал я негромкий, ясно выговаривающий слова голос госпожи Ларр. — Этот тип вымогательства там довольно распространен.
— И вам… вам удавалось вернуть похищенных живыми? — с трепетом спросила Хвощова.
— Кроме тех случаев, когда «продавали труп». Так у нас в агентстве Пинкертона называли преступления, при которых похищенного убивают сразу, а родственникам морочат голову. Но это обычно происходит с взрослыми жертвами, которые могут стать свидетелями. Маленьких детей как правило возвращают — если, конечно, семья не делает глупостей, вроде обращения в полицию.
— Нет-нет, никакой полиции не будет! — воскликнула Алевтина Романовна. — Я вижу, что Гусев прав. Вы — та, кто мне нужен. Я нанимаю вас. Назовите вашу таксу, я заплачу вдвое. Нет, втрое!
— Поскольку дело срочное, у меня нет времени выписывать из Лондона всю свою команду, — сказала Мари Ларр. — Придется обойтись ассистенткой, которая приехала со мной в Монако. Обычная плата составляет десять фунтов в день плюс…
— Я дам вам чек на десять тысяч рублей, — перебила ее промышленница. — А если… а когда вы спасете Дашеньку… О, только верните ее живой и здоровой! Я озолочу вас! Вы можете собраться за два часа?
— Да, но как мы с помощницей въедем на российскую территорию? Понадобится время на оформление виз. Мы ведь американские гражданки.
— Не беспокойтесь о пустяках. Через два часа будьте на вокзале, на первом перроне. К парижскому поезду прицепят мой вагон, вы его не спутаете.
А потом Хвощова обернулась ко мне.
— Вы, Гусев, тоже едете. Собирайтесь. В каком вы отеле? Я пришлю автомобиль.
Спутать вагон Хвощовой с каким-нибудь другим действительно было невозможно. В хвосте пассажирского поезда «Ницца — Париж», состоявшего из стандартных «пульманов», сияло пурпурным лаком чудо на хромированных колесах, с плотно задвинутыми шторками на окнах, в которые с любопытством заглядывала публика.
Внутри перекати-особняк оказался еще диковинней. Основная его часть была отведена под салон, всю левую стену которого занимала огромная картина кричаще-ядовитых цветов. Там были изображены крутящиеся в неистовом хороводе обнаженные женские фигуры довольно условного рисунка, однако с детально выписанными анатомическими подробностями: с хищными фиолетовыми сосцами и буйной растительностью на причинном месте. Я поежился и отвел глаза, потому что прямо под этим непристойным панно сидели три дамы, впрочем, совершенно не выглядящие смущенными: Алевтина Хвощова, Мари Ларр и некая субтильная, очень низкорослая девица, почти карлица, с чрезвычайно живой обезьяньей мордашкой и кудрями до плеч.
— Вы едва не опоздали, — сказала Хвощова. — Я уж думала, придется задерживать отправление.
Что ж, если она способна добиться, чтобы к пассажирскому поезду прицепили частный вагон, то, вероятно, может и командовать графиком, подумал я. У очень больших денег такие же большие возможности.
— Я еле успел собрать чемодан, — угрюмо ответил я, переживая унизительность своего положения. — А также пришлось писать главе делегации и председателю секции, врать про неотложные семейные обстоятельства. Слава богу, что свой доклад я уже прочел.
Но мои проблемы хозяйку нисколько не интересовали. Она уже отвернулась и продолжила разговаривать с мадемуазель Ларр.
— …Беда еще в том, что моя Даша нездорова. У нее редкое заболевание — тромбофилия: густокровие, повышенная сворачиваемость крови. Я живу в постоянном страхе, что где-нибудь образуется тромб и закупорит жизненно важный сосуд. Раз в неделю дочери делают в клинике специальный укол, разжижающий кровь. Это называется «антикоагуляция». Я, собственно, затем и построила больницу. Там лучшие в мире специалисты по болезням крови, прекрасное оборудование, все условия. К нам поступают дети даже из-за границы.
