Он мне приснился. Тени - [16]

– У одной моей знакомой девчонки то же самое, – со знанием дела поддакнула Янка. – Не брат, а свинтус какой-то.

Марк кивнул и продолжал:

– А в окне уже и свет-то давно погас, и нет там ни женщины в халате, ни её вкусного супа. И ты как-то автоматически вспоминаешь, что у тебя-то в холодильнике суп есть, и так же автоматически забываешь о том, что он вчерашний, совершенно невкусный и вообще не удался. Бежишь, наливаешь себе, греешь, подносишь горячую ложку ко рту, вдыхаешь аромат и понимаешь, что это совсем не то. Ну не то это. И ты не из той семьи, и тебе даже этой ложкой огреть некого… И тут тишина вокруг как-то сгущается и уже вовсе не радует. Включаешь радио, телевизор – ну хоть что-то, чтобы не умереть в этом одиночестве. И уже изрядно ошалев от такого состояния, слышишь, как в замке поворачивается ключ, – звук этот становится для тебя самым прекрасным из всех, какие ты когда-либо слышал…

Марк замолчал. Вокруг стрекотали кузнечики, шуршала трава.

– Хорошо сказал, – похвалила Янка. – Только я так и не поняла, зачем было столько всего накручивать. Любишь тишину – так и скажи. При чём тут суп? Ты прямо как моя бабушка… Ладно, ну а теперь ты, Кира, чего-нибудь расскажи. У тебя тоже приступы одиночества бывают?

Кира откашлялась.

– Иногда, – сказала она. – А бывает, я вижу то, что было когда-то давно, до меня и до тебя, до моих родителей, до дедушек и бабушек – словом, до того как.

– Ещё лучше, – подхватила Янка. – Давай колись, сколько ты перед этим выпиваешь?

– Погоди, – перебил её Марк. – Мы же договорились, никаких шуточек.

– Ладно, ладно, – вздохнула Янка. – Продолжайте… Как там космические корабли бороздят просторы Большого театра?

Кира немного помолчала, но, почувствовав на себе взгляд Марка, продолжила.

– Знаете, осенью, когда я иду по пожелтевшей траве, а мои сапоги утопают в болотистой жиже, я чувствую запах камыша, а свежий воздух окутывает меня, будто мягкий плед. Идти становится приятно, легко и нескучно. Иногда я поднимаю глаза от земли и начинаю смотреть на прохожих. Все они такие разные, непохожие, удивительные каждый в своём роде. В метро, когда вдруг оказываешься в переполненном людьми вагоне, тебя зажимают со всех сторон совершенно посторонние люди. Сперва кажется, так неуютно, хочется развести руки в стороны, образовать вокруг себя хотя бы небольшой свободный островок. Постепенно начинаешь прислушиваться к дыханию людей, ощущаешь их запах, и тут… – Кира приподнялась на локтях и посмотрела на ребят. – Поразительно! Я вижу этих людей у них дома, как они живут и что делают, как просыпаются утром, потягиваются, как нехотя нащупывают ногами тапки, шлёпают в ванную, умываются. Я вижу это всё так, будто я сама переживала это с ними, будто они – мои родные люди, с которыми я живу всю жизнь и проживу ещё много счастливых лет. И сразу свободнее становится вокруг, и давят уже не с такой силой, и воздух появляется, и даже улыбаться начинаешь. Странно всё это. Странно жить в мире, который так велик, так невероятно велик, и знать так мало. Ведь наши знания ограничиваются лишь тем, что можно услышать и увидеть… А представить? Представляете ли вы, как живут миллиарды других людей? Что они чувствуют, как мыслят, радуются, печалятся? Конечно, страшно было бы вдруг ощутить всё это, но иногда так хочется, чтобы мир открылся перед тобой полностью. А так я иду и вижу то, что может быть, есть, а может быть, и нет. И голова моя постоянно занята мыслями других, которые мне порой удаётся «прочесть». И так хочется подойти к человеку, обнять его и сказать: «Знаю… Я всё знаю». Только если бы я так поступила, от меня бы шарахнулись в сторону, подумав, что я сумасшедшая. Наверное, так и есть.

– Точно, – кивнула Янка. – Если бы ты так ко мне подошла, ещё ладно. Но к незнакомому дядьке…

– Янка, – оборвал её Марк.

– Молчу, – спохватилась Янка.

– Теперь твоя очередь, – сказала Кира.

Янка тяжело вздохнула.

– Ну, когда я узнала про футбольное поле…

– Нет, только не об этом, – запротестовал Марк. – Так просто не отделаешься. Не можешь же ты только об этом думать?

Янка пожала плечами. В сгустившихся сумерках трудно было поймать её взгляд.

– А можно я передам свои полномочия Марку? – спросила она. – Расскажи ещё что-нибудь – за меня. У меня всё равно так хорошо, как у вас, не получится.

Марк посмотрел на Киру. Та кивнула.

– Ну что ж, – сказал Марк. – Но в этот раз история будет короткой. Не могу же я перебарщивать – за Янку всё-таки говорю…

Янка скривилась, а Марк продолжал:

– Мне об этом дед рассказывал. В Тихом океане, в незаповедной половине бухты Теляковского, есть маленький островок, где хранится большое каменное сердце. Убаюканное шумом прибоя, оно прячется в природной «ванне», расположенной на восточной стороне острова. Сердце огромное – руками не охватишь, но холодное, как вода, в которой оно лежит. Лёгкие волны беззвучно омывают его бока. Сердце спит. Но стоит лишь встать на него тёплыми босыми ногами и начать чуть-чуть раскачивать, оно просыпается и стучит глухо и ровно, и вода вокруг становится светлее. Вот так: тук-тук… тук-тук… И стук этот удивительно похож на стук человеческого сердца. Дед говорил, это подтверждали даже кардиологи.