Омут - [13]

– Плакала.

– Она говорила что-нибудь?

– Нет. Только плакала.

– А откуда она пришла?

– Из леса.

– И где она теперь? – осторожно поинтересовался я.

– Вам лучше уйти отсюда, – услышал я голос, полный злости, и оглянулся.

Вот и папа кутенка подоспел – угрюмый мужик прямоугольных очертаний. Кареглазый мальчик неожиданно заревел во всю силу легких. Что ж, признав, что мелкий для меня потерян, я поспешил ретироваться, пока большой не приступил к рукоприкладству.

Я не успел дойти до дома. Меня встретили и развернули в противоположную сторону. Новое убийство. Направляясь на место происшествия, я чувствовал, как мои губы растягивает широкая улыбка. Если вы отказываетесь предоставить мне сведения, об этом позаботится ваш недруг.

Дожидаясь моего прихода, тело трогать не стали (хоть что-то сделали как полагается). Пока меня искали, здесь успела собраться почти вся деревня. Лаош, конечно, был на месте и не позволял никому прорваться в дом. Только его авторитет удерживал толпу. Другого бы просто сбили с ног (никогда не понимал это людской склонности смотреть на умерших: к чему сбиваться в галдящие толпы, наступая друг другу на ноги и толкаясь локтями, если однажды всем представится возможность взглянуть на мертвое тело – собственное, медленно отдаляясь от него подобно легкому облачку). Кто-то истерически рыдал, детей разгоняли по домам. В общем, все как обычно.

– Расходитесь, расходитесь! – крикнул Лаош, увидев меня в людской гуще. Толпа с неожиданной покорностью отхлынула назад, едва не опрокинув меня, проталкивающегося вперед.

Я добрался до крыльца и первым вошел в дом. Лаош последовал за мной.

Женщина лежала на полу кухни своего дома, раскинув руки и уставившись в потолок широко раскрытыми глазами. Пахло едой. Никакого беспорядка, если не считать труп на полу беспорядком. Рядом стоял взъерошенный мужик с вытаращенными ошалевшими глазами и повторял:

– Она только отошла поставить тесто. Только отошла поставить тесто.

– Это кто? – спросил я, показав на мужика.

– Муж, – ответил Лаош.

– Отодвиньте его. Он мешает мне произвести осмотр.

– Феверуш, – мягко обратился к мужику Лаош и, обхватив его за предплечье, потянул к стулу в углу кухни. – Сядь.

Я опустился на колени возле тела. Моя поврежденная нога протестующе заныла.

– Когда это случилось?

– Минут двадцать назад. Вышла на кухню. Почти сразу супруг услышал крик. Прибежав, застал жену уже в конвульсиях.

– Что-то видел?

– Говорит, мелькнуло большое пятно. И все.

Я кивнул. Вид жертвы прояснял причину сумбурности полицейского отчета. Вероятно, местный увещеватель горьких пьяниц и вороватых подростков был потрясен до глубины души. Да и я сам такое видел впервые за двенадцать лет службы в «Серебряной Лисице». Осмотренный мною разложившийся труп подростка представления о виде свежей жертвы не давал. В отчете упоминались многочисленные кровоизлияния, но не говорилось, что тело походило на кусок фарша. А именно такое зрелище, по видимости, и предстало глазам полицейского.

Я заглянул в широко раскрытые от ужаса и боли глаза женщины. Естественно, не уцелело ни единого капилляра. Ноздри все еще кровоточили. Наверняка изнутри жертва такая же, как и снаружи. Превратилась в один большой синяк.

Меня отвлекла стенающая нога. Если я простою в этом положении еще немного, самостоятельно мне уже не подняться.

– Положите ее на стол, – приказал я. Никто не отреагировал, поэтому мне пришлось повторить громче. – Положите ее на стол!

Очистив столешницу от хлебницы и прочей кухонной утвари, Лаош поманил к себе трясущегося полчаса-назад-мужа-а-теперь-вдовца и с его помощью поднял тело убитой на стол. Предстояло избавить тело от одежды. Мне было бы неприятно снимать одежду и с живой женщины, а с мертвой тем более. Впрочем, нигде в моей должностной инструкции не указывалось, что я лишен права свалить эту неприятную обязанность на кого-то другого.

– Снимите с нее все.

Возникла неприятная пауза. Лаош и Феверуш посмотрели друг на друга. Лаош кашлянул.

– Феверуш, это необходимо для осмотра, – сказал он успокоительно. – Полагаю, лучше, если ты сделаешь это сам.

Новоявленный вдовец послушался. Я отвернулся и взглянул на свои наручные часы. После попадания под дождь в ночь прибытия в деревню они не ходили, и я надевал их по привычке, но сейчас увидел, что секундная стрелка движется.

– Сколько времени, Лаош?

– Полчетвертого.

Я подвел часы. Медлительный Феверуш все еще возился с тряпками своей жены. Я зевнул.

– Вам лучше выйти, – сказал я, когда он завершил процедуру. Его всхлипывания и причитания уже начинали меня раздражать.

– Проверь, как там дети, – посоветовал Лаош.

Безутешный Феверуш только и ждал возможности смыться. Лаош остался, но с его присутствием на осмотре я не спорил, хотя бы потому, что это совершенно бесполезно. Он отступил к стене и, скрестив на груди руки, наблюдал за моими действиями ледяными, сверкающими глазами.

Из вагины покойницы сочилась кровь, стекая прямо на кухонный стол. Я медленно втянул носом воздух, пытаясь вернуть себе душевное равновесие. «Труп в идеальном состоянии, – приободрил я себя. – Это очень хорошо». Мне нравятся свежие трупы. Возможно, это звучит ужасно, но, поскольку в моей работе трупы не редкость, пусть они лучше будут свежими, чем провалявшимися две недели в сточной канаве. Ничто на работе не является для меня большей проблемой, чем мое обоняние. Да и выглядят свежие намного лучше. Если труп при незначительной степени развития гнилостных процессов еще и мужской, работа с ним не представляет для меня хоть сколько-то напрягающего процесса.