Оливковая ферма - [33]

Пока поднимаемся по крутым каменным ступеням, я из чисто женского любопытства пытаюсь рассмотреть, что творится внизу, в жилых помещениях аббатства. К сожалению, ни одного монаха не видно. Впрочем, смешно было бы ожидать, что они станут выглядывать из окон, как любопытные кумушки. Меня удивляет толстый слой пыли на этих самых окнах, и только потом я понимаю, что это не грязь, а противомоскитные сетки, точно такие же, как защищали когда-то окна нашей виллы. Все так тихо и неподвижно, что монастырь кажется заброшенным. Я пытаюсь представить себе, как в тишине своих келий коленопреклоненные монахи разговаривают с Богом. Какая же самоотверженная духовная работа непрерывно совершается за этими стенами! Это тайна навсегда закрытая от меня. Мне не дано даже представить себе, какое мужество и жертвенность требуются, чтобы навсегда захлопнуть за собой двери в мир. Орден цистерцианцев был основан в одиннадцатом веке для того, чтобы вернуть первоначальную строгость и чистоту служению Богу. Его девиз, завещанный святым Бенедиктином: «Ora et labora», «Молись и трудись». На первый взгляд — ничего трудного.

Я с интересом изучаю крепость. Да, жизнь на острове сильно изменилась с тех пор, когда ее бастионы служили защитой от извечных врагов — свирепых сарацин. Внутри, если слово «внутри» применимо к помещению, у которого вместо потолка синее небо, смотреть особенно не на что: там только стены, сложенные в одиннадцатом и двенадцатом веках, да несколько расчищенных реставраторами участков. В salle du chapitre[82] — темной, сырой комнате — свалены старые деревянные стулья и висит один-единственный образ — Богоматерь с младенцем. Здесь сохранилось несколько прекрасных каменных колонн, арок и мраморные ступени, но все-таки главное украшение крепости — это потрясающий вид из бойниц и окон. К сожалению, все они закрыты толстыми стеклами в уродливых металлических рамах. Как же реставраторы такое позволили? Неужели это сделано для того, чтобы уставшие от вечного безмолвия монахи или потерпевшие любовную неудачу туристы не могли броситься вниз, на торчащие из воды острые скалы?

Из salle du chapitre мы переходим в соседнее просторное помещение. Посредине какое-то углубление, которое я сначала принимаю за крестильную купель, но потом, заглянув внутрь, понимаю, что это колодец. Внизу, очень глубоко, поблескивает черная гладь. Она совершенно неподвижна, а значит, вода поступает сюда не из моря. На поверхности плавает десяток банок из-под кока-колы да скользят какие-то насекомые. Я оглядываюсь, но Мишеля нигде не видно.

Я нахожу его в соседнем помещении: он внимательно изучает вывешенную на стене справку с историческими фактами и датами. Строительство монастыря и крепости началось в 1073 году. В 1653-м остров был захвачен испанцами, а в 1791-м выставлен на аукцион и продан актрисе Мари-Бланш Сенваль, которая и владела им до 1810-го. А как же Альзиари де Рокфор? Может, это экзотическое имя было ее сценическим псевдонимом? Оно нравится мне гораздо больше настоящего. Может, бумаги и были выписаны на имя Мари-Бланш Сенваль, но я все-таки стану называть ее Альзиари. Она представляется мне темпераментной соблазнительницей с огненно-рыжими волосами, une femme d’un certain âge[83]. Одному богу известно почему.

Мы добираемся до предпоследнего этажа и заходим в le cloître de la prière[84], где стены датируются двенадцатым и тринадцатым веками. Выходит, у тогдашних строителей на один этаж уходило примерно сто лет. Ах, если бы современные застройщики могли позволить себе такой темп и такое качество! Однако тут же располагается часовня Святого Креста, освященная в 1088 году. Я что-то совсем запуталась в хронологии.

В часовне деревянные скамьи стоят под углом друг к другу вокруг каменного алтаря с изображением распятого на кресте Христа. Как и в саду, они расположены таким образом, что на них хочется сесть и задуматься. Что я и делаю и несколько минут сижу молча, слушая грохот волн, разбивающихся о скалы тремя этажами ниже. Я задираю голову и смотрю на прохладный и синий простор наверху. Умиротворяющее зрелище, настоящий бальзам для глаз.

По мраморной, постепенно сужающейся лестнице мы карабкаемся на вершину башни, и звук наших шагов эхом отражается от древних стен. Площадка наверху огорожена красивой металлической решеткой. Страховка от несчастного случая или попытки самоубийства? Вид, который открывается отсюда, с такой высоты, иначе как божественным не назовешь.

«Когда Господь хотел поговорить со Своими пророками, Он часто заставлял их подниматься на вершины гор. Раньше я не понимал, зачем Он это делал, но теперь мне известен ответ: когда ты наверху, то все на свете становится маленьким». Эти слова принадлежат писателю Пауло Коэльо, который в юности несколько лет учился в семинарии. Мне как-то довелось обедать с ним в Рио. И правда, отсюда все кажется маленьким, включая и меня. И здесь чувствуешь себя ближе к Богу.

Наверху дует приятный свежий бриз. Я подхожу к самой ограде и смотрю вниз. Обычно высота меня не пугает, но тут при виде зловещих острых скал, торчащих из прозрачной воды далеко внизу, по спине пробегает холодок.