Олимпийские игры в политике, повседневной жизни и культуре. От античности до современности - [32]
Поединок Питтака с Фриноном порой сравнивают с поединками гомеровских героев (Stahl 1987: 217; Суриков 2010: 34; Суриков 2015: 192 прим. 25) и рассматривают как ритуализованное воспроизведение древней мифологической модели поединка двух царей, когда сталкивались между собой две харизмы и божественный суд избирал победителя. Согласно этой модели, цари были мистическим воплощением своих народов и единоборство царей решало судьбу их подданных (Туманс 2002: 199). Обращение к гомеровской практике единоборства в решении спорных вопросов между некоторыми государствами просуществовало вплоть до V в. до н. э. (Jeffery 1976: 239). Несмотря на победу Питтака, единоборство двух предводителей не решило однозначно начальный этап войны в пользу митиленян. Чуть позднее Периандр Коринфский, выбранный обеими сторонами посредником в конфликте[49], положил ему конец, оставив Сигей афинянам (Hdt. V.95; Strabo. XIII.1.38; Diog. Laert. I.74).
Упоминания об этом поединке сохранились у многих древних авторов, но их сведения расходятся по многим пунктам, начиная с самой даты единоборства. Так, византийский лексикон X в. (Suid. s.v. Πιττακός) датирует это событие 42-й Олимпиадой (612/611–609/608 гг. до н. э.), а Евсевий – вторым годом 43-й Олимпиады, т. е. 607/606 г. до н. э. (Euseb. Vers. arm., p. 186 [Karst]; vers. Hieronym. p. 98 [Helm])[50].
Информация источников различается и по вопросу о виде соревнования, в котором Фринон одержал победу на Олимпийских играх. Согласно Евсевию (Euseb. Chronic. II, p. 119 [Schone]), Фринон победил на 36-ой Олимпиаде (636 г. до н. э.) в беге на стадий. Однако, как отмечалось исследователями, в дошедших до нас без лакун списках победителей в беге на стадий победителем в этом виде соревнований значится Аритамант из Лаконии, согласно сообщению Антигона Каристского[51]. Диоген Лаэртский называет Фринона победителем в панкратии (Diog. Laert. I.74). Данные именно Диогена Лаэртского воспринимаются как заслуживающие доверия и приводятся в литературе (Page 1955: 157, n. 2; Moretti 1957: 66; Суриков 2010: 31; Суриков 2015: 191; etc.), ведь от списка победителей в этом виде соревнований с момента его включения в 648 г. до н. э. в Олимпийские игры и до 492 г. до н. э. дошло всего четыре или пять имен, так что шансов у Фринона попасть в несохранившийся список гораздо больше (Page 1955: 157, n. 2).
Сведения источников расходятся и по поводу полученной Питтаком награды от митиленян за победу над Фриноном. Большинство древних авторов полагают, что Питтак получил от митиленян большой земельный участок (Plut. De Herodoti Malign. 15 = Mor. 858a-b; Diod. IX. 12; Diog. Laert. I.75, C. Nepos. Thrasyb. IV). Диоген Лаэртский же считает, что митиленяне также вручили Питтаку и власть (Diog. Laert. I.75) под впечатлением одержанной им победы над Фриноном. Сообщает о вручении тиранической власти Питтаку и Валерий Максим, правда, во время Сигейской войны (Valer. Max. VI.5, ext. I). Однако сторонники традиционной реконструкции политических событий в Митилене[52] в вопросе о причинах вручения высшей, т. е. тиранической власти Питтаку отдают предпочтение свидетельству Аристотеля (Arist. Pol. III.9.5, p. 1285a): «…граждане Митилены некогда избрали эсимнетом Питтака от изгнанников» (пер. С. А. Жебелева) и относят это событие к более позднему времени. Что же касается текста Валерия Максима, то обычно полагают, что автор спутал Сигейскую войну и эсимнетию: на самом деле, митиленяне во время сигейской экспедиции вручили Питтаку не тираническую власть, а imperium в техническом смысле этого слова (Brouwers 1929: 7). Тем не менее, в свете появившейся новой реконструкции политических событий в Митилене в архаический период, согласно которой было не три (Меланхр – Мирсил – Питтак), как в традиционной реконструкции, а два единоличных правителя (Меланхр – Питтак) (Dale 2011: 21–22), информация Диогена Лаэртского и Валерия Максима не выглядит столь уже неправдоподобной, которую стоило бы так легко отбросить.
Из-за отсутствия сведений в источниках у современных исследователей нет единого мнения по вопросам о целях и характере экспедиции Фринона в Сигей. Так, одни полагали, что ее целью было получить контроль над проходом через пролив (Berve 1937: 33). Другие по разным причинам категорически возражали против такого предположения. Одни считали, что географическое положение Сигея исключало такую возможность: Сигей расположен на Эгейском побережье, а не на Геллеспонте (Page 1955: 158 n. 2; Stahl 1987: 213; Welwei 1992: 148; Rose 2008: 418); другие настаивали на том, что у Афин в конце VII в. до н. э. не было достаточно сил, чтобы отвоевать расположенный рядом Саламин, не говоря уже о том, чтобы контролировать проливы (Graham 1964: 32–33; Суриков 2010: 35). Однако позднее было признано важное стратегическое значение Сигея (Jeffery 1976: 236; Суриков 2010: 29). Высказывалось мнение, согласно которому целью экспедиции Фринона было наделение землей безземельных и малоземельных переселенцев-афинян, возможно, гектеморов, поскольку в конце VII в. до н. э. Аттика переживала глубокий экономический кризис (Frost 1984: 288). Но и это мнение не получило поддержки, т. к. Сигейская область считалась неблагоприятной для аграрного производства (Page 1955: 158–159, n. 2). Тогда в качестве причины афинской экспансии в Троаде были названы торговые интересы Афин (Stahl 1987: 215; Welwei 1992: 148). Последняя точка зрения была расценена как вполне логичная, но все же отражающая скорее особенности современного мышления, склонного все объяснять экономическими причинами. Ведь, как известно, в Афинах того времени слой «новых людей» был не настолько силен, чтобы организовать такую экспедицию, да и сами Афины в экономическом отношении значительно отставали от ведущих центров Греции (Туманс 2002: 200). Предположение Г. Берве о том, что за Фриноном последовало не афинское войско, а группа колонистов-добровольцев в поисках нового жилья (Berve 1937: 28ff), несмотря на критику Д. Пейджа (Page 1955: 158, n. 2), получило поддержку и дальнейшее развитие (Frost 1984: 288). Учитывая незначительное число людей, участвовавших в экспедиции, исследователи не сочли возможным говорить о какой-либо политической акции Афин с конкретными экономическими целями. Более того, экспедиция Фринона стала расцениваться не как полисное предприятие, а как частная аристократическая инициатива ее главы (Graham 1964: 33; Stahl 1987: 215; Welwei 1992: 147–149; Туманс 2002: 200; Суриков 2010: 33; Суриков 2015: 191). В развитие идеи о целях экспедиции Фринона было высказано предположение, хотя и с оговорками, что Фринон, обосновавшись на обоих берегах Геллеспонта, намеревался заниматься грабежом проходящих судов (Суриков 2010: 36).
