Олений заповедник - [39]

— Ну, не знаю. — Но в зеленых глазах появилось проказливое выражение. — Наверно, я это хочу сказать, — произнесла она и снова рассмеялась.

— Ты чудо, — сказал Айтел.

— Я сегодня так здорово провожу время, — улыбнулась Илена.

Эта ночь была такой же, как и накануне, даже, пожалуй, лучше, поскольку Айтел весь день ее хотел и к тому же находил более приятной. Он снова удивлялся Илене. Она была похотлива, как изнывающая от скуки графиня, а чего он столько времени искал, если не этого? Терзавшее его сомнение, сумеют ли они повторить ту ночь или то была лишь случайность, теперь рассеялось.

— Такого у меня никогда еще не было, — сказала она ему и, когда он кивнул, недоуменно покачала головой. — Что-то произошло со мной. — Прильнула к нему и прошептала, а он почувствовал первый укол ревности: — С другими мужиками я почти всегда подыгрывала.

Подобное он уже слышал. У него были женщины, впервые получавшие удовлетворение с ним, и его осыпали похвалами, ублажавшими его тщеславие, но ему никогда еще не приходилось сталкиваться с таким королевским проявлением вкуса. Просто удивительно, как бережно они относились друг к другу в промежутках между любовными утехами и сумасбродствами. Он обладал исключительным даром — во всяком случае, так он считал — узнавать женщину и был уверен, что может в какой-то миг найти в ней каждую близкую по духу жилку. «Я онанист в душе», — думал он, с таким тщанием занимаясь любовью с женщиной, словно занимался этим сам с собой. А Илена вела его со ступени на более высокую ступень. Ее лицо жило, сама она была полна жизни, ни разу никто так хорошо не понимал его. Между ними существовало идеальное равновесие, и можно было не думать, совершено ли слишком мало или слишком много.

Айтел погрузился в глубокий сон. Подобно многим циникам он с сентиментальной серьезностью относился к сексу. Он представлял это себе, как щедрый дар, и эта мысль питала его надеждой, что, проснувшись, он благодаря своему роману вновь обретет утраченную энергию, преисполнится мужества и вновь станет тем, кем когда-то считал себя. Лежа рядом с Иленой, он впервые за многие годы подумал, что ничего на свете не может быть лучше, чем снять великий фильм.

Можно пасть, очень низко пасть, но всегда существует дно. Вот он, растраченный дальше некуда, и эта девчонка, которую он едва знает. И каждый из них может чем-то обогатить другого. Его переполняла глубокая нежность к Илене. Она была прелестна. У нее такой красоты спина.

— Просыпайся, обезьянка, — шепнул он ей в ухо.

Весь день он играл с мыслью, что она должна переехать к нему. Из осторожности он не предлагал ей этого, пока не будет уверен, что сам того хочет. Но время они провели хорошо. Они уже были на стадии, когда люди делятся воспоминаниями о прошлых романах, что всегда привлекало Айтела. Он обнаружил, что Илена не только любит посплетничать — ее интересовали сложные варианты.

— Ты знаешь, что я имею в виду, когда говорю «сандвич»? — спросила она.

Он знал. Она потребовала, чтобы он рассказал ей об этом во всех подробностях, и, обхватив себя руками, слушала, как ребенок сказку, пока он рассказывал.

— Может, совершим что-нибудь такое, — предложила она.

— Может быть.

— Ох, до чего же дурацкий у нас разговор. — Но она была алчным зайчонком, жаждавшим еще морковок. На ее лице сердечком появились ямочки — ей так хотелось узнать, устраивал ли он себе такой праздник.

— Я, в общем, воздерживался от подобных вещей, — сказал Айтел. Однако все же сообщил ей, что знает в Дезер-д'Ор людей, с которыми можно такое строить. Ее это интересует?

Интересует. Надо будет как-нибудь такое учинить.

— Мне, знаешь ли, приходилось быть близкой с женщинами, — призналась Илена. — И однажды… — Похоже, ей было что рассказать. Но она не вдавалась в подробности. — Колли хотел убить меня, когда я ему рассказала. Ему было трудно это простить.

— Ах ты, чертенок. Ты и занималась-то этим для того, чтобы рассказать ему.

— Ну, ему пришлось потрудиться, вытаскивая из меня подробности. — Она хихикнула. — Я ужас какая плохая.

— Интересно, как ты охарактеризуешь меня, — сказал Айтел.

— Я не стану о тебе говорить, — сказала она. — Никогда. Не смогу. — Он отвел от нее глаза, но вопрос все-таки последовал: — А ты почему станешь обо мне говорить?

— Не стану, конечно, нет, — сказал ей Айтел. — Это же фантастика, — услышал он свои слова, — лучшая женщина в моей жизни. — Он хлопнул ее по ягодицам. — Смешная ты обезьянка. — И у него вырвалось: — А кого ты сейчас любишь?

— Тебя, — сказала она и отвела взгляд. — Нет. Вообще никого не люблю.

— То есть существуешь сама по себе?

— Да.

— Хорошо так существовать.

И почти без паузы он стал рассказывать ей новую историю. Так безмятежно провели они день и только к вечеру заговорили, как она дальше будет жить. Илена по-прежнему настаивала на том, чтобы завтра уехать в киностолицу, Айтел же говорил, что не отпустит ее. После часа препирательств он сказал с великим воодушевлением:

— Давай жить вместе.

К его удивлению, она восприняла это скорее с тревогой, чем с удовольствием.

— Думаю, что не надо, — спокойно произнесла она.