Олени - [30]

Шрифт
Интервал

Было начало августа, и я отправился в сторону Высокой, где еще прошлым летом заприметил один малинник. Вообще-то, малины — сколько хочешь — было много и гораздо ближе, даже в садах заповедника, но чтобы как-то разнообразить свои скитания, я всегда придумывал какую-нибудь цель. К тому же, я уже научился различать запахи и вкус каждого плода, каждой ягоды, травинки и дерева, каждой рощи и каждой поляны, каждого ручейка и родника, даже пейзажа и воздуха в окрестных местах. С собой я взял небольшую корзинку для ягод. Естественно, не себе, а старикам — порадовать их. Идти до малинника было несколько часов, но я вышел рано утром, да и в кустах малины я бродил недолго — ну сколько нужно человеку, чтобы поесть и наполнить корзинку — и уже к полудню тронулся в обратный путь.

Передохнуть я остановился у какого-то родничка, присел на большой овальный и теплый от солнца камень и уже собрался напиться холодной воды из родника, как услышал какой-то мелодичный звук. Сначала я подумал, что это птица, но нет, что-то другое — я уже хорошо разбирался в их голосах. И точно в то самое мгновенье, когда я понял, что это свистит человек (уж не знаю, почему, но это меня совсем не удивило), он вышел из-за поворота лесной тропинки в кустах. И опять же странно, но его появление меня тоже не удивило — он ведь шел со стороны заповедника, да и в его внешности было что-то радостное, доброе и вызывающее доверие.

Из-за бодрого шага и особенно — веселого посвистывания он показался мне сначала молодым (и при этом выглядел как-то комично — был очень похож на студента-зубрилу, отправившегося на экскурсию). Но когда он подошел поближе, я увидел, что ему далеко за сорок. Массивные очки в роговой оправе (вблизи я определил, что с большими диоптриями), легкая бейсболка с козырьком, яркая рубаха в клетку с засученными рукавами, брюки с разрезами, подвязанные под коленями шнурками, а на ногах — туристические носки в крупную поперечную полоску. Он выглядел так, будто его только что сняли с витрины магазина спортивной одежды или с рекламы туристической моды — было трудно поверить, что в таком виде он мог бы пройти немало километров, что его пекло жаркое летнее солнце, обдували ветра и секли дожди. Но самым странным был переброшенный через плечо маленький брезентовый рюкзачок-«однодневка» — немного старомодный по нынешним временам аксессуар туристического снаряжения, к тому же и слишком скромный по своим размерам, чтобы вместить еду на все время долгого путешествия.

Человек заметил меня лишь после того, как я увидел и рассмотрел его, но не испугался и не удивился. И первым поздоровался со мной:

— Добрый день!

— Добрый день! — ответил я и поднялся с камня.

Подойдя ближе, он свернул к роднику, наклонился и, подставив ладони под стекающую из зазеленевшего желобка струйку воды, напился. Потом вынул платок, вытер губы и повернулся ко мне.

— Вот, ищу насекомых, камни, цветы… Но не обычные, а только самые редкие и уникальные.

Лишь много позже столь обширные интересы показались мне странными для любителя природы — обычно камни ищут геологи, за насекомыми гоняются энтомологи, а цветы собирают ботаники, а этот занимался всем сразу. Но тогда это вовсе не показалось мне странным, я слушал его с живым интересом, нимало не удивляясь его необычному появлению. А «любитель природы», отстегнув топорщившийся левый карман рубашки, вынул что-то и протянул мне:

— А вот это «Горная звезда».

Я взял в руки удивительно прозрачный кристалл в виде портсигара. Внутри рубиновыми огнями сиял камень — большой, величиной с лесной орех. А когда я перевернул его, то камень засиял с обратной стороны совсем другими, переливающимися (от лазурного до изумрудного) цветами. Никогда в жизни я не видел такого необычного сочетания кристаллов.

Потом он достал другой камень, затем — еще один, каждый раз объясняя, что это за камни. А в конце вынул из специальной коробочки, лежавшей в его «однодневке», цветок, название которого он произнес по латыни, я не запомнил, помню лишь, что это растение вообще не встречается в здешних местах, и поэтому у него нет местного названия. Много позже мне пришло в голову, что надо было его спросить, а какие это «здешние места» он имел в виду, ведь я и сам не знал, где я нахожусь. Но я впал в какое-то удивительное состояние покорного улыбчивого безволия. Встретил его и говорил с ним так, будто это была совсем обычная встреча для человека, который каждый день видит здесь многих людей. И лишь когда он, бодро пожелав мне на прощание «всего доброго», насвистывая, исчез за деревьями, я подумал, что это, в сущности, первый человек, которого я встретил здесь за все эти три года, если, конечно, не считать стариков и пришельцев. Но как он попал сюда, как вошел в заповедник, ведь я столько раз безуспешно пытался выбраться из него? Или в заповедник можно было легко проникнуть откуда-то, но нельзя было выйти? Но даже если он и вошел сюда каким-то образом, я был уверен, что в радиусе пяти-шести дней ходьбы здесь нет ни одного населенного пункта и ни одной живой души. А его маленькая «однодневка»? Она ведь совсем не подходит для столь долгого пути.


Рекомендуем почитать
Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.


Безумие

Герой романа «Безумие» — его зовут Калин Терзийски — молодой врач, работающий в психиатрической больнице. Писатель Калин Терзийски, автор этого собственного alter ego, пишет, конечно же, о себе — с бесстрашием и беспощадностью, с шокирующей откровенностью, потому что только так его жизнеописание обретает смысл.


Детские истории взрослого человека

Две повести Виктора Паскова, составившие эту книгу, — своеобразный диалог автора с самим собой. А два ее героя — два мальчика, умные не по годам, — две «модели», сегодня еще более явные, чем тридцать лет назад. Ребенок таков, каков мир и люди в нем. Фарисейство и ложь, в которых проходит жизнь Александра («Незрелые убийства»), — и открытость и честность, дарованные Виктору («Баллада о Георге Хениге»). Год спустя после опубликования первой повести (1986), в которой были увидены лишь цинизм и скандальность, а на самом деле — горечь и трезвость, — Пасков сам себе (и своим читателям!) ответил «Балладой…», с этим ее почти наивным романтизмом, также не исключившим ни трезвости, ни реалистичности, но осененным честью и благородством.


Матери

Знаменитый роман Теодоры Димовой по счастливому стечению обстоятельств написан в Болгарии. Хотя, как кажется, мог бы появиться в любой из тех стран мира, которые сегодня принято называть «цивилизованными». Например — в России… Роман Димовой написан с цветаевской неистовостью и бесстрашием — и с цветаевской исповедальностью. С неженской — тоже цветаевской — силой. Впрочем, как знать… Может, как раз — женской. Недаром роман называется «Матери».


Разруха

«Это — мираж, дым, фикция!.. Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует!.. Разруха сидит… в головах!» Этот несуществующий эпиграф к роману Владимира Зарева — из повести Булгакова «Собачье сердце». Зарев рассказывает историю двойного фиаско: абсолютно вписавшегося в «новую жизнь» бизнесмена Бояна Тилева и столь же абсолютно не вписавшегося в нее писателя Мартина Сестримского. Их жизни воссозданы с почти документалистской тщательностью, снимающей опасность примитивного морализаторства.