Олег Вещий. Великий викинг Руси - [17]
Ещё одна, совсем уж приблизительная параллель обнаруживается в древнескандинавской «Пряди об Эймунде Хрингссоне», сохранившейся в составе «Саги об Олаве Святом» и написанной в конце XIII века (хотя в тексте пряди говорится, что её рассказ составлен со слов непосредственных участников событий). В пряди описана усобица сыновей Владимира и среди прочего рассказывается об убийстве варягом Эймундом конунга Бурицлава, под именем которого мог подразумеваться князь Борис Владимирович. Для того чтобы не привлекать к себе внимания, Эймунд и его товарищи выехали из города, «снарядившись как купцы, и не знали люди, что значит эта поездка и какую они задумали хитрость»[119]. Здесь опять-таки общий мотив представления себя купцами[120], но не более того.
Рассмотренные примеры ясно показывают распространённость уловки со спрятанными воинами и переодеванием в купцов в скандинавском мире, однако все они зафиксированы в более поздних источниках, нежели Повесть временных лет, и, следовательно, относятся к более позднему времени (предполагать их древний характер нет оснований). Возможно, они отражают реально существовавшую военную хитрость, в использовании которой нет ничего удивительного[121]. В таком случае нет особенных оснований не доверять летописному рассказу о спрятанных Олегом в ладьях воинах и об объявлении им себя торговцем, идущим по Пути из варяг в греки.
Странным может показаться разве что тот факт, что, представляясь купцом, Олег зовёт к себе Аскольда и Дира и те приходят к нему. В Повести временных лет это до некоторой степени объясняется фразой «придите к нам, к родичам своим», вложенной в уста самого князя. Под «родичами» здесь, конечно, следует подразумевать принадлежность не к одному роду или семье, а к одному народу — варягам-скандинавам. Впрочем, следует иметь в виду и относительную редкость больших торговых караванов, шедших по днепровскому торговому пути в то время — интенсификация торговли с Византией начинается уже позднее. То, что Олег возглавлял немаленькую, по-видимому, дружину, делало такой торговый караван ещё более заметным.
Как бы то ни было, приход князей к проплывавшему мимо купцу требовал какого-то объяснения, и таковое было найдено в Никоновской летописи, составленной во второй четверти XVI века. При этом летописец опирался, прежде всего, на рассказ Новгородской первой летописи, дополнив его отдельными деталями из летописной традиции, восходящей к Повести временных лет (так, например, в Никоновской летописи ничего не говорится о захвате Любеча). Само же повествование о захвате Киева сопровождено некоторыми новыми подробностями: «Игорь же и Олег творящася мимоидуща, потаистася в лодиах, и неким дружине своей повеле изыти на брег, сказав им дела тайная, а сам творяшеся болезнуа, и ляже в лодии. И посла ко Асколду и Диру, глаголя: "гость есмь подугорский, и иду в греки от Олга князя и от Игоря княжича, и ныне в болезни есмь, и имам много великаго и драгаго бисера и всякого узорочиа; еще же имам и усты ко у стом речи глагол ати ваша к вам, да без коснениа приидите к нам". Пришедшим же им скоро в мале зело дружине, и в лодию влезшим видети болнаго гостя, и рече им: "аз есмь Олег князь, а се есть сын Рюриков Игорь княжич"»[122]. После этого Аскольд и Дир были убиты.
Итак, Олег притворился больным и лёг в ладье, послав сообщить Аскольду и Диру о том, что он купец, идущий в Византию с богатыми товарами — крупным и дорогим жемчугом и прочими драгоценностями, что он хочет поговорить с князьями с глазу на глаз и просит их немедля прийти. Аскольд и Дир с немногими дружинниками приходят прямо в ладью к Олегу, где их и настигает смерть. Речным жемчугом Русь была богата, однако сведения об этом промысле для домонгольского времени отсутствуют, а вот в XVI веке он уже существовал. Таким образом, составитель Никоновской летописи отнёс хорошо знакомые ему реалии своего времени к древней эпохе. Жемчуг и драгоценности оказались под его пером предлогом для приглашения Олегом Аскольда и Дира к себе. Дополнение о мнимой болезни хоть и могло в какой-то степени объяснить этот приход, но всё равно выглядело не вполне естественным. Наконец, летописец прибегнул к ещё одной уловке Олег, который будто бы хотел поговорить с Аскольдом и Диром с глазу на глаз («усты ко устом») — всё это в целом должно было служить объяснением не очень понятного поведения киевских князей.
