Окруженец - [9]
— Вот, пейте!
Я медленно, растягивая удовольствие, выпил, ведь я тоже в деревне жил, все это мне знакомо, а молоко я очень люблю, особенно парное. Потом вытер губы и протянул кружку:
— Спасибо большое, очень вкусно!
Ольга засмеялась:
— Да не за что! Пойдемте, я вам инструменты дам.
— Ольга, а может быть, перейдем на «ты», а то мы все выкаем, как будто на балу находимся.
— Хорошо. Вот, бери, что тебе нужно. А что ты делать-то хочешь?
— Да вот, нужно же вам жилье подходящее сообразить!
Она внимательно посмотрела на меня и только вздохнула.
15
Я взял топор, пилу-двухручку и пошел к лесу. Ольга окликнула меня:
— Витя!
— Что?
— Я сейчас Ленке накажу что-нибудь поесть приготовить, а потом приду, помогу тебе. Может, и Ванька с Васькой явятся, а то они куда-то запропастились.
— Хорошо.
В лесу я присмотрел подходящие елки для столбов и принялся за валку. Успел повалить две штуки, и тут пришла Ольга с ребятами. Я присел на пенек и спросил мальчишек:
— Ну, и где вы пропадали?
Ответил Васька, а Ванька все больше молчал, видно, еще не до конца доверял мне:
— Мы в деревню ходили, хотели взять кое-что, там у нас картошка в сарае припрятана. А в деревне немцы оказались, чуть на них не напоролись. Там начальство ихнее приехало, вот и согнали людей в одно место.
— А зачем?
— Да фашист там главный выступал, лаял, как собака. А переводчик по-нашему говорил, про какой-то новый порядок. Но слышно плохо было, мы близко-то не подходили, боязно.
— Ну, хорошо, разберемся, а теперь давайте за работу!
С приходом Ольги и ребят дело пошло значительно быстрее. Мы заготовили столбы, жерди, ивовые прутья, хвойные лапки, и перенесли все это на полянку. Потом перекусили кашей из распаренной ржи с тушенкой, которая у меня еще оставалась. Ленкиных девочек я угостил плиткой трофейного шоколада, а пацанам дал пачку галет, пусть грызут.
Теперь можно было приступать к строительству. Я хотел соорудить два шалаша на две семьи — Ольгину и Ленкину. Конечно, у меня была задумка, как вернуть их в деревню, но вдруг не получится, надо было подстраховаться. Пацанов я послал в лес, чтобы надрали ивового корья для привязки жердей, а сам принялся вкапывать столбы. Работа продвигалась быстро — между столбами привязывали жерди, а промеж них заплетали ивовые прутья. Так же сделали и крышу, на которую накидали еловых лапок. Этих лапок наносили также и вовнутрь — вместо пола, получилось вполне прилично. Со вторым шалашом управились быстрее, опыт уже был. Так что, когда начало темнеть, у нас уже было все готово к ночлегу.
На ужин попили малинового чая с галетами и разошлись по «пещерам». Ольга пригласила меня в свой шалаш, мы улеглись, но заснуть не удавалось. Я подал голос:
— Оля, ты спишь?
— Нет, а что?
— Я хочу попросить, завтра мне нужно будет попасть в деревню, пусть пацаны меня проводят, так быстрее будет. С ними ничего не случится, как только доведут. Я отправлю их обратно сюда.
— Хорошо, но что ты хочешь сделать?
— А хочу я, Оля, вернуть вас в ваши дома, чтобы жили нормально.
— Это хорошо, конечно, если получится.
— Должно получиться.
Мы еще немного поговорили, и как-то незаметно для себя я уснул.
16
Этой ночью я хорошо выспался, а когда продрал глаза, Ольги уже не было. Наверное, корову ушла доить. Я полежал еще немного, потом разбудил пацанов, хотя и жалко их было, рановато для них просыпаться, но надо. Объяснил им ситуацию, и они радостно согласились мне помочь. Для них в лесу, конечно, интересно, но жить лучше в доме.
Мы быстро собрались и пошли, сначала молчали, но потом я решил прояснить обстановку:
— Далеко топать?
— Да нет, верст пять.
— А теперь слушайте сюда! Когда подойдем, укажете мне дома, где живут эти полицаи, а потом сразу же обратно в лес. Я вашей мамке обещал.
— Хорошо, вот только живут они вместе, в одном доме.
— Почему так?
— Так у Архипа этого тоже изба была, только спалил он ее этой весной. Курил пьяный, да заснул. А сам-то живой остался, его брат Осип успел вытащить из огня. Вот, гад, и там ему повезло. Сгорел бы, и дыму не осталось. И живет теперь у Осипа, он ему угол там какой-то отгородил.
— Ну, что же. Это даже лучше!
Так, за разговорами, мы и подошли к деревне. Последние минут десять пробирались осторожно, поглядывая по сторонам. Я оглядел деревню из-за кустов, обзор, конечно, неважный, но осмотреться нужно.
17
— Ну, и где дом ихний?
— Отсюда плохо видно, надо обойти вокруг деревни.
— Ведите!
Мы осторожно стали пробираться по краю и, вскоре, остановились. Васька указал рукой на довольно добротный пятистенок:
— Вот этот.
Хорошо было уже то, что дом находился недалеко от леса, хотя и все дома в деревне располагались так же, потому, что была всего одна улица.
— Ну, все, дуйте к мамке и скажите, что все в порядке. Я приду, когда все устрою.
Когда пацаны скрылись за кустами, я высмотрел недалеко от этого места, где мы стояли, приличный клен. Наблюдать с земли не очень удобно, и нужно было найти другую позицию. Я забрался на дерево, взял бинокль и стал наблюдать — и за деревней, и за двором братьев-полицаев. Вот черт, я же не спросил, как они выглядят, как мне их различить, братанов этих. Ладно, день велик, определюсь как-нибудь. Я продолжил наблюдение, но деревня будто вымерла, никакого движения. Хотя, может быть, и рановато еще. Ага, вот начали выпускать скотину и подгонять к околице деревни, и из дома полицаев женщина выгнала корову и небольшое стадо овец, и направила их туда же. Видимо, народ ничего против не имел, чтобы скотина полицаев находилась в общем стаде, но, с другой стороны людям, и деваться было некуда. Куда ни кинь, всюду клин, лучше уж по-мирному. Вот все собрались, и пастух, какой-то маленький старичок, немного отогнал стадо от деревни и пустил пастись. Благо, выгона вокруг деревни хватало с избытком. А женщина, между тем, возвращалась домой, в бинокль я ее хорошо видел. Это была миловидная особа средних лет, а вот взгляд у нее какой-то виноватый. Заметно было, что она стыдится быть женой полицая. Когда она подошла к своей калитке, из дома вышел мужчина, был он среднего роста, худой и черный, как грач. Он что-то спросил у женщины, но она не ответила ничего, лишь только махнула рукой и вошла в дом. А полицай, а это был именно полицай, судя по повязке и кепке, двинулся к стаду. Такое же барахло лежало у меня в мешке, на всякий случай. Полицай, поправляя сползающую с плеча винтовку, подошел к пастуху и стал его о чем-то расспрашивать, но тот только пожимал плечами и мотал головой. А полицай опять развернулся и пошел по улице на другой конец деревни, постоянно поглядывая по сторонам. Вот, ублюдок, службу исправно несет. Но вот кто это, Осип или Архип? Глядя на его злобную рожу, я все же решил, что это негодяй Архип. Вот с ним-то мне и надо разобраться в первую очередь, остудить его немножко. Между тем, полицай сделал обход и вернулся в дом, наверное, сейчас опохмеляться будет, так как морда лица у него сильно распухшая, как будто он вчера в улей с пчелами лазил. Я еще понаблюдал немного и дождался второго, это и был Осип. Полная противоположность брату, он был белобрысым и плотным мужичком, с небольшим брюшком. Мужик огляделся по сторонам, почему-то тяжело вздохнул и вошел в дом. А я снова принялся осматривать деревню и, от нечего делать, сосчитал дворы — ровным числом двадцать восемь.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.