Окруженец - [7]

Шрифт
Интервал

Однажды, пробираясь по густому подлеску, я услышал какие-то звуки. Застыл, как статуя — да, это был или громкий шепот, или тихий разговор. Я осторожно опустился на землю и медленно подполз поближе, надеясь разобраться, что к чему. Что тут за базар открылся посереди леса? Сначала я еще опасался, что могут быть выставлены посты, но ничего такого не было и в помине. И я подкралсяк спорящим почти вплотную, мне было их отлично видно и слышно. Как я и предполагал, это оказались наши окруженцы, числом шесть человек. Крепко спорили только двое, остальные тихо переругивались, только непонятно, кто с кем. А, между тем, спорящие все громче и громче повышали голоса. Разговаривали пехотный сержант с перебинтованной головой и артиллерийский старшина, и спор у них поднялся нешуточный:

— Ты чего, старшина? С ума, что ли, съехал?

— А ты что предлагаешь?

— А я предлагаю остановиться где-нибудь и начать воевать здесь!

— С чем воевать? С одной винтовкой и пистолетом — это война?

— Ну и что! Добывать будем в бою! Я их готов голыми руками душить!

— Много ты добыл, что было, и то потерял!

В общем, продолжалось это все довольно долго и все в одном духе, надоело это мне хуже горькой редьки. Да, с этими ребятами, похоже, каши не сваришь, но все же я решил помочь им. Тихонько свистнул, они, как по команде, повернулись в мою сторону, а рука старшины потянулась к висевшей на ремне кобуре. Я негромко окликнул:

— Не боись, свои.

В ответ:

— Какие такие свои?

— Да русские, мать вашу! Что, слышишь не вволю?

— Давай выползай, но смотри, если что, кончим сразу.

— Кончалка у тебя еще не выросла, старшина!

— Ладно, выходи. Хорош трепаться!

Я медленно поднялся и спокойно вышел, держа руки в карманах. Старшина некоторое время смотрел на меня, а потом процедил сквозь зубы:

— Ну и? Фуражка-то я вижу погранцовая. А на самом деле, из каких будешь?

— Из них и буду, из пограничников, воюю вот помаленьку.

И я немного шевельнул плечом, на котором висел автомат. А старшина:

— Брось заливать!!!

Он посмотрел в сторону пехотного сержанта, с которым спорил совсем недавно чуть ли не до драки:

— Смотри, сержант, еще один вояка выискался, бежит, наверное, от самой границы, только рубашонка пузырем!

Я ничего ему не сказал, спокойно снял вещмешок с плеча, порылся в нем и достал полковничью коробку из-под табака. Открыл ее и сказал:

— Вот, смотри.

Старшина смотрел на кучку документов и ничего не понимал:

— Ну, и что это значит?

— А это значит, старшина, что только эта куча бумаг и осталась от людишек, которые мне встретились, пока я мчался от границы.

Я уже начинал злиться, а старшина этот недоделанный все равно гнул свое:

— Смотри, какой аккуратный и запасливый. Ты что? Думаешь, если выйдем, тебе поможет эта макулатура?

Вот есть же такие дубовые люди, которых ничем не возьмешь. Упрутся на своем, как бараны, и все тут! И этот такой же, и как он только до старшины дослужился? Я не хотел больше с ним ни о чем спорить, но все же сказал:

— А ты, я вижу простой, как пареная репа.

С этими словами я еще порылся в своем «сидоре» и достал оттуда две гранаты — «толкушки». У всех буквально вытянулись лица, но я их успокоил:

— Все в порядке, мужики! Это вам на разживу, как разбогатеете, отдадите должок. Если увидимся, конечно, когда-нибудь. А если нет, то прощаю.

Я улыбнулся и протянул гранаты сержанту:

— Бери! Тебе точно пригодятся, и не унывайте, немца бить можно и нужно. И в хвост и в гриву, да и по зубам не помешает. Ну ладно, на этом разбегаемся, мне туда!

И я махнул рукой на восток. Бойцы встали со своих мест, и подошли ко мне, даже старшина смотрел не так угрюмо. А сержант посмотрел на меня уже осмысленными глазами:

— Может, вместе, а?

— Нет, ребята. Не обессудьте, но привык один, и отвечать буду только за себя. Счастливо оставаться!

С этими словами я пожал им руки, отдал честь и пошел прочь. Но вдруг кое-что вспомнил, остановился и достал из мешка полицейскую кепку:

— Вот таких деятелей встречали?

— Нет, мы ведь из леса еще и носа не показывали.

— Если повстречаете, то пощады никакой, сволота это!

Я скрипнул зубами и ушел, больше ничего не говоря. Взрослые уже мальчики, должны сами разобраться, что к чему.

13

И снова я шел на восток и думал о том, что когда-нибудь развернусь на сто восемьдесят градусов и пошагаю в обратную сторону. И не ведал я, что это так и будет, однако будет много-много раз.

Немцев в лесу я больше не встречал, кроме случая с летчиком. Но это был для них особый случай, а без нужды они в чащу не лезли. Поэтому я расслабился и вел себя довольно беспечно. Однажды, во время дневного отдыха, я как-то незаметно задремал. А проснулся от того, что кто-то тяжело дышал у меня над ухом, спросонья я ничего толком не понял, но рука моя уже лежала на автомате. Я медленно скосил глаза в сторону и увидел… мирно жующую корову. Вот это номер! А ведь так можно заснуть и не проснуться, но это в лучшем случае, а в худшем мог бы и в плену оказаться, как кур в щах. Я смотрел на корову, и она глядела на меня своими большими влажными глазами, а ведь и позабыть уже успел, что есть на свете и другая жизнь. На шее у коровы привязана веревочка, но колокольчика не было, вот она и подобралась ко мне бесшумно. Но это не оправдывает меня, ни в каком случае. Вдруг невдалеке послышался чей-то тоненький голосок: «Майка, Майка!». Я насторожился, напряглась и корова, повернув голову набок и прядя ушами. Опасности я не почувствовал, поэтому просто так сидел возле коровы и не двигался, чтобы не испугать ребенка, а в том, что корову искал ребенок я не сомневался. Наконец, я увидел его, это был белобрысый мальчик, лет восьми, он меня тоже заметил и остановился, нерешительно переступая с ноги на ногу. Мальчик подозрительно смотрел на меня, а глаза его выглядели взрослыми на детском личике:


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.