Окруженец - [13]

В это время вернулась Ольга. Вошла и остановилась на пороге:

— Вот, это да! По какому поводу гулянка, и откуда все это?

А я лежал и молча, смотрел на нее, как истукан. Черт возьми, она прекрасна! Я даже глаза прикрыл, чтобы не смотреть на нее, но это было выше моих сил. А когда открыл глаза, то увидел, что Ольга приближается ко мне. Она, молча, постояла, глядя на меня, потом наклонилась и поцеловала в губы. Я решительно схватил ее за плечи и повалил на кровать, но в это время хлопнула входная дверь, и в дом буквально ворвались пацаны. Ольга быстро вскочила и поправила растрепанные волосы:

— Что случилось?

Но они ничего не ответили, они просто играли в догонялки. Мальчишки быстро обежали вокруг стола и, таким же вихрем, выскочили на улицу. Первый порыв у нас остыл, но у меня уже было ощущение будущего счастья. Внимательно посмотрев друг на друга, мы уселись за стол, выпивали, закусывали, болтали ни о чем, но в голове билась только одна мысль — когда же, когда же, когда же?

Зашли мальчишки:

— Мам, можно мы еще погуляем?

— Никаких гулянок, давайте ужинайте, и быстро спать!

— Ну, мам!!!

— Никаких «мам», кому я сказала!

Они с сожалением сели за стол и стали нехотя жевать. В это время стелила постели и, обращаясь ко мне, она крикнула:

— Тебе где постелить, Витя?

— А сено есть у тебя в сарае?

— Есть, только прошлогоднее, нынче еще не косили.

— Ничего страшного, постели мне там.

— Хорошо!

Она ушла в сарай, я тоже вышел на улицу и стоял, слушая тишину. В это время Ольга окликнула меня:

— Витя, ты где? Иди сюда!

— Сейчас!

Я медленно, сдерживая себя, зашел в сарай. Там было уже темно, но я увидел светлое пятно и пошел на него. Передо мной внезапно выросла Ольга, положила руки на плечи, и мы стали исступленно целоваться. Потом она легонько оттолкнула меня:

— Поду мальчишек посмотрю, потом приду, жди!

— Постарайся быстрее!

Ольга улыбнулась:

— Как заснут детки, так и приду. Не торопись, а то успеешь.

И она выбежала из сарая, я тоже пошел к дому, мне нужно было забрать свое барахлишко и оружие. Потому, что любовь любовью, но идет война, и от этого никуда не денешься. Потом я разделся, лег и стал ждать Ольгу. Сено, хоть и прошлогоднее, пахло приятно, а где-то в углу шебаршились и попискивали мыши. И под эти запахи и звуки я, незаметно для себя, задремал. Проснулся я от того, что кто-то навалился на меня! Я провел боевой захват, но ощутил под руками податливое женское тело:

— Витенька! Ты что, мне же больно!

Окончательно проснувшись, я жарко зашептал ей на ухо:

— Олюшка! Прости, прости меня, дурака!

А оголодавшие руки уже гладили и мяли горячее тело. Она не противилась и не отстранялась, а, наоборот, тоже ласкала меня! Наконец, мы слились в единое целое, это было так сладко, что мы почти теряли сознание. Потом мы лежали, обнявшись, и никак не могли отдышаться. Немного успокоившись, мы начали снова потихоньку ласкать друг друга, и счастье повторилось вновь. Это было, действительно, счастье! И это повторялось раз за разом, я уже потерял ощущение времени, оно как будто остановилось для меня, да и для Ольги, наверное, тоже. За все это время мы не сказали друг другу ни единого слова. Слова нам были не нужны, за них говорили наши руки и разгоряченные тела. Забылись уже под утро, когда сквозь щели сарая начал проникать зыбкий свет.

21

Мне снилось, что я скачу на лошади, но голова у меня как-то странно мотается из стороны в сторону. И сквозь сон я услышал далекий голос:

— Витя, Витя, очнись!

Я с большим трудом разлепил веки. Ольга стояла передо мной на коленях и трясла за плечи:

— Немцы, Витя!

Я подскочил, как ошпаренный. Ольга принесла мою, уже высохшую, одежду, я начал торопливо одеваться, а она в это время рассказывала:

— Это Осип сейчас прибежал. Говорит, что слышит звук моторов со стороны станции, напуганный такой! Господи, неужели кто-то узнал про тебя и немцам успел доложить? Не верю я в это, народ-то у нас хороший. Но сейчас все может быть.

А я уже успел полностью одеться и привлек к себе Ольгу:

— Не бойся, я рядом, в обиду тебя и твоих детей не дам.

Я нежно поцеловал ее и побежал через огороды в сторону леса. А звук моторов все ближе и ближе. Да, действительно, или у них какая-нибудь акция, или они меня хотят прихватить за жабры. Вообще-то, насчет меня это маловероятно. Немцы тогда бы все сделали тихо, без лишнего шума. Что же, будем посмотреть, как говорил один мой знакомый.

Я снова выбрал дерево повыше и с густой листвой, чтобы не сидеть, как аист на столбе. Черт возьми, если так дальше пойдет, то скоро начнется обратное превращение из меня в обезьяну какую-нибудь, например, в шимпанзе. В зеленой фуражке и с автоматом в волосатых лапах. Ну, тут я уже хватил, конечно, через край, чего только в башку не лезет!

А в деревне, надо сказать, было такое местечко, что-то вроде площади. С колодцем посередине. И оно очень хорошо просматривалось с моего поста. Ага, вот и немцы появились, сначала подъехал мотоцикл, потом легковушка и тупорылый грузовик с солдатами. Из «опеля» вышла парочка каких-то чинов, один из них что-то пролаял, солдаты попрыгали из грузовика и рассыпались по всей деревне. А начальство осталось под охраной мотоциклетного экипажа. Я, конечно, хорошо устроился, но вся деревня мне была не видна, и что там происходило, было неизвестно. Похоже, что немцы сгоняли людей на площадь, опять, наверное, будут болтать о своем «новом порядке». Хорошо, если так! Вот тут-то к высоким чинам и подбежал полицай Осип, вскинул руку в нацистском приветствии, что-то сказал и стал переминаться с ноги на ногу. Это у него, наверное. Что-то вроде нервного тика. Волнуется он так. Офицер еще что-то спросил через переводчика, Осип заговорил, разводя руками и мотая головой в сторону станции. Начальник удовлетворенно кивнул, жестом приказал замолчать и обвел взглядом уже согнанный в толпу деревенский люд. Он поднял руку вверх и начал гавкать, а переводчик говорил уже человеческим языком, причем довольно громко, поэтому я тоже прослушал эту речь: