Окруженец - [12]

Шрифт
Интервал

Мальчишки мгновенно сорвались с места и исчезли в чаще, а я посмотрел на свой женский батальон и, улыбнувшись, произнес:

— Шагом, марш!

На выходе я оглянулся, кто знает, может, придется мне еще здесь побывать, а может, и нет. Все в руках божьих. Я даже остановился. Вот тебе и атеист-безбожник, а Бога поминает все чаще и чаще. Ну, да ладно, Бог не выдаст…! Опять! Все, вперед!

Добрались мы нормально, без приключений, но шли довольно долго, потому что Майка все норовила задержаться и пощипать травки. Один раз прибежал Васька и доложил, что все в порядке. Посовещавшись, К Ольгиному дому мы вышли со стороны огородов. Так, что бы лишний раз не рисоваться на глазах у всей деревни, люди всякие есть, сейчас ни за кого ручаться нельзя.

Ленка оказалась соседкой Ольги, так что и им было по пути с нами. Дом у Ольги оказался небольшим, вернее, не дом, а изба. Но все было аккуратно. И сама изба, и надворные постройки. Да и внутри все нормально, тем более что за Ольгино отсутствие здесь никто не безобразничал. Понимали люди, что не дело это! Тем временем Ольга наказала пацанам приготовить баньку. Да, баня мне была просто необходима, а то покрылся уже какой-то коростой из пота, грязи и пыли. Аж самому противно!

Ольгина изба находилась недалеко от дома полицая Осипа. Я, от нечего делать, сидел у окна, а Ольга хлопотала на кухне. И вот тут я заметил Осипа, он медленно шел по деревне, поглядывая по сторонам, посмотрел и на Ольгин дом, приостановился, незаметно улыбнулся и зашагал дальше. Заметил, конечно, дымок и понял, что люди вернулись. В общем, пока суд, да дело, банька и приготовилась. Ольга стала собирать мне чистое белье, мужнино. Я сначала было заартачился, как бы невзначай, но быстро сдался. Пошли с пацанами в баню, попарились, хотя я париться не очень люблю, но мальчишки меня уговорили. Конечно, нужно же было, чтобы грязь полностью отвалилась. А все-таки так приятно ощущать себя чистым, поэтому мылись мы долго, часа полтора, но оно того стоило. Пацаны вышли пораньше, а я еще посидел немного на лавке, выпрямив спину. На стены опираться было нельзя, банька-то по черному топилась, и стены все в саже, так что пришлось бы мыться по-новой. Когда я вышел из предбанника, солнце было еще на небе, дул приятный ветерок. И моя, выстиранная Ольгой, одежда колыхалась на нем. Я стоял, заложив руки за голову и закрыв глаза. И казалось мне, что нет на свете никакой войны, никаких немцев, никаких полицаев, а есть просто жизнь.

Но вот меня окликнула Ольга, и я, с сожалением открыв глаза, пошел в избу. Пацаны уже сидели за столом, и пили молоко, а я разулся и прилег на деревянную кровать. Ольга собрала свое белье и сказала:

— Я пошла в баню, а вы тут не балуйтесь без меня, я скоро!

И тут у меня невольно выскочило:

— А может, тебе и спинку потереть?

Пацаны прыснули со смеху, зажав ладонями рты, а Ольга внимательно посмотрела на меня и строго сказала:

— А спину тереть мне муж будет, понятно?

— Понятно, еще как!

Ольга вышла за дверь и аккуратно притворила ее, а я закрыл глаза и, кажется, задремал. Но тут меня что-то толкнуло в бок, я вскочил и бросился к окну. Все точно, полицай вышагивает прямо к дому. Я быстренько загнал пацанов за печку, взял автомат, положил на стол и стал ждать. Осип постучал, тихонько вошел и остановился у порога, нерешительно переступая ногами. Стянул кепку с головы:

— Добрый день!

— Да какой же он добрый? День, как день. Тем более, не день, а вечер.

— Извините.

— Ладно, чего приперся? Случилось что?

— Да нет, ничего. Я так.

Он медленно подошел к столу и засунул руку за пазуху. Я моментально напрягся, но полицай предостерегающе поднял вторую руку и вынул из-за пазухи… бутылку самогонки:

— Вот, я видел, что у Ольги банька затоплена и подумал — может быть после баньки…?

— Правильно подумал. Как жена? Спрашивала чего-нибудь?

— Конечно, спрашивала, я и сказал, как вы велели.

— Ну, и как она себя повела?

— Обрадовалась она очень, но вида не показала. Видно, догадалась, что к чему.

— Может быть, может быть.

Полицай снова стал переминаться с ноги на ногу. Я усмехнулся:

— Ну, чего пляшешь?

— У нас теперь вроде, как дело общее, так, может быть, а?

При этом он щелкнул пальцами по горлу, надо же, что удумал! Буду я с всякими иудами самогонку хлебать! Но потом, все-таки, передумал и пододвинул ему табуретку:

— Ну, что стоишь, падай сюда. Так и быть, хлопнем по чуть-чуть. Вась, принеси стопки, пожалуйста.

Васька моментально исполнил просьбу, а полицай достал из-за пазухи газетный сверток, развернул, а там целое богатство — сало соленое и копченое, яйца и лук. В общем, закусон мировой!

Налили по стопке, выпили, закусили и сидим. Молчим, разговора не получается никакого. Осип поднялся и надел свою кепку:

— Пошел я.

— Ну, иди и делай все правильно.

Он ничего не ответил, потоптался еще немного, сгорбился и вышел. Я проводил его взглядом без всякого сожаления. Настроение у меня было приподнятое, но разговаривать, а тем более рассиживать за одним столом с полицаем, у меня не было никакого желания.

Пацаны убежали куда-то на улицу, а я снова завалился на кровать и лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. Из головы никак не выходила Ольга, зацепила она меня чем-то, влюбился я, что ли? Ведь не время и не место, и она к тому же замужем. Еще неизвестно, как она себя поведет, начни я настойчиво проявлять свои чувства. Поэтому нужно успокоиться, и пускай все идет своим чередом. Как будет, так и будет!


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.