Окрик памяти. Книга вторая - [21]
В лекции подробно рассказывалось о конструкции «телефота», его истории и принципе работы, о синхронизме движения электронного луча в передающей и приемной трубках. Демонстрировались сами трубки. Намечались дальнейшие пути совершенствования телевидения. Судите сами, насколько прозорливо докладчик видел будущее радиоэлектроники: стереоскопическое и цветное телевидение, цветомузыка, аппараты для слепых, военное и горное дело, морские глубины, астрономия.
В заключение лекции шли многочисленные ответы на вопросы. Некоторые из них были застенографированы.
И вот снова Ташкент, дом на улице Навои, 199, знакомство с лаборантом И.Ф. Белянским, командировка последнего в Ленинград к Розингу и на завод «Светлана» с новыми чертежами и проектами трубок. Как всегда, Б.Л. Розинг внимателен и не жалеет сил для помощи ташкентским коллегам. Было это в начале 1928 года. Поддержка ученого сыграла свою роль: завод «Светлана» изготовил четыре передающих и три приемных трубки, более двух десятков радиоламп. По сведениям, полученным мною из музея завода, известна фамилия стеклодува: Муханов. Время изготовления трубок – июль месяц. По настоянию Б.Л. Розинга две из трубок были сданы на хранение в музей связи в Ленинграде.
Наступили дни решающих испытаний. Окраина Ташкента, маленький неказистый домик с балконом. Нижний полуподвальный этаж занят движком, динамо, аккумуляторами, распределительным щитом. Движок немилосердно дымит, но исправно дает энергию. В городе ее не было, а испытания шли на электрическом токе, добываемом своими силами. В одной из комнат верхнего этажа стоит большой черный ящик с трубкой и вогнутым зеркалом, карбидный фонарь с отверстием, закрытым матовым стеклом. Фонарь тоже дымит, пахнет ацетиленом. В соседней комнате на расстоянии 6–7 метров находился приемник.
Л.А. Грабовская, очевидец испытаний, вспоминала: «И вот настал день, когда поставили первые опыты в нашем домике. Было много народа, некоторых я знала, других нет. К сожалению, я бывала далеко не на всех опытах, занятая то работой, то женотделом, которому отдавала все свободное время, «раскрепощая» узбечек. Немало женщин сбросили с лиц сетки из конского волоса, немало мужей слали мне вслед угрозы и брань. К моему счастью этим только и ограничивались – ведь было не начало, а конец двадцатых годов. Присутствовавшие на опыте инженер Визгалин, сейсмолог Попов и корреспондент Эль-Регистан находились в небольшой комнате, где был передатчик, в другой комнате стоял приемник. Больной, очень худой инженер Ташгэстрама Визгалин бегал то в большую, то в маленькую комнаты. Полный, с окладистой бородой Гавриил Васильевич Попов, очень похожий на Льва Толстого, носивший такие же рубашки с поясками из шнурка, наоборот, был совершенно спокоен. Эль-Регистан, одетый как иностранец, в желтых крагах, был сдержан и корректен, чего нельзя было сказать о профессоре Златоврацком, высоком, желчном человеке.
С передатчиком что-то не ладилось. Я подошла к аппарату, у которого возился Визгалин, и сказала, что успела сегодня напечатать много страниц «Энциклопедии телефотии», которую он писал вместе с Грабовским. Нечаянно, жестикулируя, я провела рукой перед передатчиком и услышала, как в большой комнате закричали: «Видим, видим чью-то руку!» Меня попросили еще и еще раз провести перед прибором рукой, расширять и сжимать пальцы (илл. 237). Мне тоже захотелось посмотреть, как это выглядит в приемнике, и я вышла в большую комнату. Перед приемником столпились все, смотрели, как проводили рукой и другие, подносили разные предметы».
По воспоминаниям участников эксперимента Б.П. Грабовский попросил кастрюлю молока, выпил ее залпом и облегченно выдохнул: «Главное – достигнуто! Наша взяла! Теперь – совершенствование конструкции».
Затем последовало решающее испытание аппаратуры в присутствии государственной комиссии. Протокол комиссии скреплен подписями 26 июля 1928 года.
Сам Грабовский с гордостью отмечал, что ему удалось в телевидении по сравнению с Розингом:
1) о передаче изображения по радио Розинг даже не мечтал;
2) Розинг никогда не получал и не писал об этом, в отличие от многих его биографах, движущегося изображения на экране электронно-лучевой трубки;
3) Розингу не удалось использовать электронный луч на передаче, а первый в мире работающий фотослой передающей трубки заявил о себе в трубке Грабовского.
Б.П. Грабовским все перечисленные задачи были решены и в этом – его историческая заслуга.
БЫЛА ЛИ ПОХИЩЕНА ИДЕЯ?
Если какое-либо сочинение начинается со слов «Бернард Шоу как-то сказал...», можно быть абсолютно уверенным, что такой рассказ, или начало его, будут обязательно прочитаны: всем хочется знать, что нового сказал Бернард Шоу. Однажды я прочитал одно из его противоречивых изречений: «Если вы читаете биографию, помните, что правда никогда не годится для опубликования». Несмотря на категоричность такого заявления, неприятно режущего слух, что-то в нем есть такое, с чем трудно не согласиться. Во всяком случае, при просмотре материалов о Б.П. Грабовском многое приходилось с сожалением возвращать в папку либо из-за нежелания обидеть здравствующих его оппонентов, либо из-за возможной ошибки в оценке вклада его былых помощников и соучастников эксперимента, либо просто из преждевременности публикаций. Словом, Б. Шоу, как всегда, мудр, спорить с ним трудно, но и согласиться нельзя, иначе ни одной биографии нельзя верить, их перестанут писать. Наверное, истина лежит где-то посередине. В подобных описаниях надо просто соблюдать бережное отношение как к читателю, так и к человеку, о котором написано. Оценивая интересного человека, важно не рисовать его таким, каким он тебе видится, а больше внимания уделять реальному характеру с учетом обстоятельств того времени, когда он жил. Воспоминания полезны другим не потому, что автор встречался с известным человеком, а потому лишь, что к известным фактам будут добавляться новые, одному автору известные штрихи биографии и характера.
