Окраина - [82]

Адам кивнул и пошел наверх.

Он заметил, что Тео здорово расстроилась. Обычно она совершенно не умела хранить тайны, особенно когда те касались непосредственно ее самой, и то, что сейчас сестра не стала спрашивать Ма обо всей этой ерунде, говорило о многом.

Сам Адам тоже чувствовал себя потрясенным и сожалел только о том, что оказался дураком и не послушал дальше, но он успокоил себя тем, что скорее всего они заговорили бы о чем-нибудь еще и что вообще упоминание о первой жене его отца было случайным.

Первая жена отца.

К этой мысли он никак не мог привыкнуть.

Адам даже не проверил, заперта ли дверь в комнату его старшей сестры, а прошел прямо в свою, захлопнул за собой дверь и бросился на кровать. Наушники и комиксы полетели на пол.

Его папа уже был женат.

Это же все обесценивает, подумал он. Он не выбрал маму первой. И их, как свою семью, он тоже не выбрал первыми. Они были просто претендентами, на которых ему пришлось остановиться.

Впервые ему пришло в голову, что Бабуня обо всем этом знала. И что до его Ма она была чьей-то чужой свекровью. И вполне могла бы стать чужой бабушкой.

А может быть, она уже была чьей-то бабушкой?

Нет, об этом бы они знали. Они бы услышали об этом.

«А какая невестка ей нравится больше? – подумал Адам. – Может быть, первая жена? А может быть, она не хотела, чтобы Па с нею разводился?»

Он почувствовал, что Бабуня тоже предала его, хотя это ощущение было не таким сильным.

А что, если его Ма тоже была раньше замужем?

Адам уставился в потолок, заранее стыдясь своей следующей мысли: а что, если Саша была ее дочерью от первого брака – и неродной его сестрой?

Тогда ни о каком инцесте речи нет…

Нет, он не должен даже на минуту думать об этом. Он только что узнал, что его Ма была не первой женой его отца, и уже подумывает о своей сестре?

Да что же он за маньяк за такой?

А если она действительно не его сестра?

Адам пошарил рукой под кроватью и вытащил красные Сашины трусики. Он знал, что это неправильно, что это недопустимо, особенно сейчас, но сами мысли о Саше его возбудили. Без долгих размышлений он сделал то, что делал всегда в таких случаях: расстегнул ширинку, стянул трусы и лег на спину.

Твердо взяв рукой свой пенис, он стал его ласкать.

Глаза его закрылись. Дверь комнаты была не заперта, и в своих мечтах он представил, что Саша рано вернулась домой и вошла к нему в комнату как раз в тот момент, когда он кончал.

Этот момент был совсем близко, и левой рукой он взял ее трусики. В самый последний момент обмотал их вокруг своего эрегированного члена, прижав его головку к лоскутку из хлопка, который, он знал это точно, касался ее вагины.

Глядя вниз, он проследил, как из-под краёв трусиков, в тот момент, когда он кончил, показалась беловатая жидкость.

После этого Адам несколько минут полежал с тяжело бьющимся сердцем, прежде чем забросил трусики обратно под кровать.

Потом натянул трусы, запер дверь, лег на кровать и расплакался.

II

Делать было совершенно нечего.

Грегори проснулся поздно, когда лучи солнца уже вовсю пробивались сквозь щели в шторах, и понял, что ему некуда сегодня идти.

Конечно, он мог заняться домом, поработать во дворе, поправить сарай, но все это не было обязательным. Да и в кафе дела шли сами по себе, без его участия. Он там никому не был нужен. Шоу были расписаны до конца месяца, оборудование работало как часы, все процедуры были созданы и прекрасно работали. Получалось, что его присутствия не требовалось.

Более того, Грегори уже достаточно давно там не появлялся. Конечно, он помогал Полу и Одду со всякими мелочами, но на самих концертах не был уже две недели и за все это время так и не удосужился связаться с другими работниками кафе, чтобы узнать их мнение о происходящем. Он справедливо считал, что если возникнут проблемы, то ему об этом сообщат. А так как ему ничего не сообщали, то, значит, и проблем не было.

Грегори сел в кровати. Работа была закончена, и не осталось ничего, что могло бы занять ее место.

Он не понимал, как ему на это реагировать и как распорядиться этим нелимитированным и никак не организованным свободным временем. Сначала ему казалось, что он может подумать над новыми проектами, но его короткий всплеск амбиций и напора исчез, оставив после себя смущающую его летаргию. Грегори вспомнил, как много лет назад читал в журнале интервью с Питом Таунсендом[72], который был в то время его идолом. Интервью было длинным и всеобъемлющим, и Пит старательно отвечал на все вопросы, но по его ответам было видно, что ничто в этой жизни его не волнует, ничего не интересует и ему ничего не хочется. У них с женою только что родился малыш, но даже он Пита не интересовал. Было похоже на то, что он все видел, все пробовал и для него в жизни не было ничего нового. Он просто убивал время в ожидании смерти.

В то время это интервью здорово расстроило Грегори – он никак не мог понять, как такой талантливый и богатый человек, перед которым открывалось столько возможностей, мог существовать с таким отношением к жизни. Но теперь Грегори, кажется, его понял, потому что сам чувствует то же самое. Он выиграл в лотерею. Ему не нужно больше работать, и он может делать все, что ему заблагорассудится, – а ему