Окошко для смерти - [4]

Вулф осторожно провел пальцем по лезвию ножа.

— А что касается следующего вашего вопроса, я не понимаю, что вы имеете в виду под примирением с семьей.

— Только то, что имели в виду вы сами, используя это выражение. — Вулф вновь отдался своему серьезному занятию. — Что, собственно, произошло такого, что вынудило вас мириться? Может, вы сочтете, что в этом нет ничего примечательного, но в расследовании любой факт значит очень много. Собственно говоря, я могу подождать и до вечера.

Файф нахмурился:

— Это очень старая история. — Голос его обмяк, теперь в нем ощущалась только усталость. — Наверное, она имеет какое-то значение, потому что может в некоторой степени разъяснить поведение Пола. Кроме того, она позволяет понять, почему мы так стараемся избежать огласки. Воспаление легких для нашей семьи в некотором роде деликатная тема. Двадцать лет назад от воспаления легких умер наш отец, причем полиция полагала, что это было умышленное убийство. И не только полиция. Он лежал в своей спальне, на первом этаже нашего дома в Маунт Киско; дело было в январе. И вот однажды ночью, в крепкий мороз и снегопад, кто-то открыл настежь оба окна. Я заглянул к нему в пять часов утра; отец уже был мертв.

На полу лежали десяти дюймовые сугробы, снегом замело даже постельное белье. Луиза, моя сестра, которая тогда ухаживала за отцом, спала глубоким сном на диване в соседней комнате. Поговаривали, будто ей подмешали в кофе снотворное, но доказать это не удалось. Окна не были заперты на задвижки, и открыть их снаружи мог любой человек — собственно, только снаружи их и можно было открыть. Отец торговал недвижимостью, и дела у него, особенно некоторые сделки, были даже чересчур удачными. В нашем городке было слишком много людей, которые… ну, скажем, не очень любили его. — Файф повторил свой неопределенный жест: — Вы понимаете, что обстоятельства несколько схожи? Незадолго до смерти отца Берт — ему тогда было двадцать два — серьезно повздорил с ним и уехал из дома. Он снял комнату примерно в миле от нас и устроился на работу в гараж. Полиция сочла, что располагает достаточными уликами против него, так что он был арестован и предстал перед судом присяжных. Однако собранные улики были ниже всякой критики, кроме того, у него было алиби: той ночью он до двух часов играл в карты с приятелем — Винсентом Таттлом, который позже женился на нашей сестре Луизе. Окна же в комнате отца были открыты задолго до того, как они кончили игру, потому что снегопад прекратился до двух часов ночи. И все-таки Берт очень обиделся на нас за наши показания, то есть мои, Пола и Луизы, несмотря на то, что мы рассказали высокому суду только то, что было известно всем: например, о его ссоре с отцом. Через день после освобождения из-под стражи Берт уехал, и в течение двадцати лет мы ничего не слышали о нем. Поэтому я и использовал выражение «примирение».

Вулф отложил нож и заботливо упрятал брусок в ящик письменного стола.

— В действительности же, — продолжал Дэвид Файф, — Эрроу ошибался, когда говорил, что у Берта не было никакого имущества, не связанного с урановым рудником. После смерти отца он унаследовал четверть состояния, просто мы не знали, где он находится. Мы, кстати, так ни разу и не потребовали передела наследства. Первоначально оно составляло примерно шестьдесят тысяч долларов, сегодня его стоимость возросла, наверное, раза в два. Теперь, конечно, мы разделим его долю с Полом и Луизой. Правда, нас это не особенно радует. Честно говоря, мистер Вулф, мне не нравится, что Берт вернулся.

Его приезд только разбередил старые раны. К тому же его не совсем понятная смерть и поведение Пола…

Часы показывали без одной минуты четыре, и Вулф начал подниматься с кресла.

— Конечно, мистер Файф, — согласился он. — От живых только одни хлопоты, а мертвые приносят печаль в наш дом. Будьте так добры, передайте мистеру Гудвину всю необходимую информацию. Позвоните нам, как только обеспечите явку всех остальных на сегодняшний вечер.

II

Никогда не мешает немного обнюхать местность вокруг происшествия, даже если это окажется излишним. Когда Файф ушел, я немножко позабавился с телефоном. Игра моя принесла скудный урожай в виде кое-какой информации. Дэвид читал курс английского языка в Одабонском университете уже двенадцать лет, последние четыре года занимал должность руководителя кафедры. Агентство Пола по торговле недвижимостью особой славой в Маунт Киско не пользовалось, но во всяком случае было платежеспособным. Винсент Таттл держал все в том же Маунт Киско аптеку, и дела его шли в целом неплохо. Дэвид не знал ни адреса, ни телефона сиделки Энн Гоэн, но я обнаружил их в манхэттенской телефонной книге. Первые две попытки связаться с ней закончились короткими гудками, а на следующие три звонка никто не ответил. Не сумел я отыскать и Джонни Эрроу. В «Черчилль тауэрс» можно дозвониться только через коммутатор отеля; я передал ему через дежурную телефонистку просьбу дозвониться до нас. Перед самым ужином мне удалось залучить на телефонный разговорчик Тима Эверта, он там служит шпиком; правда, публике более привычно благородное звание «сотрудник службы безопасности отеля». Так вот, я задал ему парочку деликатных вопросов и даже получил на них как благоприятные, так и неблагоприятные ответы. Благоприятные: номер был оплачен наличными и вперед; Джонни Эрроу пользуется симпатиями у обслуги в баре и ресторане — в основном они обожествляют его представления о размерах чаевых. Неблагоприятные: в ночь с субботы на воскресенье Джонни Эрроу со страстью и вдохновением набросился в баре на какого-то парня.