Окошко для смерти - [5]

Нейтрализовывать его пришлось двум полицейским. По словам Тима, с технической стороны нападение было осуществлено просто идеально, упрекнуть Джонни можно было только в том, что бар в «Черчилле» — не совсем подходящее местечко для боевых действий.

Потом дал о себе знать Файф, доложивший, что к сегодняшнему вечеру все готово. В девять часов, то есть к приходу доктора Фредерика Буля, мы уже закончили дела в столовой, умяв с Вулфом примерно фунта четыре паштета из лососины, приготовленного по его собственному рецепту, и раза в три больше свежего летнего салата, после чего, удовлетворенные заканчивающимся днем, перебрались в кабинет. Тут же у дверей зазвонил звонок, и я отправился изображать швейцара. Взгляд сквозь зеркальное стекло входной двери, прозрачное изнутри, заставил меня удивиться. Доктор Буль вовсе не был замученным, трясущимся от старости деревенским лекарем; это был шикарно одетый, невероятно ухоженный седовласый плейбой. Рядом с ним стояла юная девушка, прелесть которой любой мужчина мог оценить с расстояния в сто шагов, причем для этого не пришлось бы дважды поднимать на нее глаза.

Я отворил двери. Доктор пропустил пташку вперед и только, потом переступил порог с заявлением, что он — доктор Буль и что ему назначена встреча с Вулфом. Он не покрывал свои благородные седые волосы шляпой, так что рогатая вешалка в холле на этот раз осталась без украшения. Когда я ввел его в кабинет, доктор на мгновение остановился, осмотрелся и только потом подошел к столу Вулфа и агрессивным тоном заявил:

— Я — Фредерик Буль. Дэвид Файф просил, чтобы я пришел сюда. Что должен означать этот вздор?

— Не знаю, — промямлил Вулф. Если его никто не раздражает, после принятия пищи он в состоянии только мямлить. — Боюсь, что именно это мне и предстоит выяснить. Присаживайтесь, прошу вас. Эта юная леди?…

— Сиделка. Мисс Энн Гоэн. Садитесь, Энн.

Поздно! Она уже была усажена на стул, который я ловко подставил ей. Мысленно я изменил свое мнение о Поле Файфе в лучшую сторону. Может, он действительно импульсивный человек, но противостоять искушению, оказавшись с глазу на глаз с такой… Царапины на ее шее, руках и лице были, по-видимому, очень поверхностны, так как от них не осталось и следа.

Следует также принять во внимание, что костюм сестры милосердия куда соблазнительнее, нежели платьице из синего жатого хлопка и жакетик, которые были на ней в данную минуту. Впрочем, даже в этой одежде она была вполне… Впрочем, оставим это. Все-таки она здесь, так сказать, официально. Девица одарила меня со своего стула взглядом, полным ледяной благодарности, лишенным даже тени улыбки.

Доктор Буль уселся в красное кожаное кресло:

— Так что произошло?

Вулф промямлил:

— А что, мистер Файф разве ничего не сказал вам?

— Только то, что Пол усмотрел в смерти Берта что-то подозрительное и решил пойти в полицию; он не позволил Дэвиду и Луизе уговорить себя, и они решили передать этот вопрос на разрешение вам и принять любое ваше решение. Дэвид говорил с вами, а вы настояли на разговоре со мной. Я считаю это совершенно излишним. Полагаю, что ни у кого нет оснований не доверять мне, и если я выдал свидетельство о смерти, то тем самым обнародовал собственную точку зрения на эту смерть.

— Я уже догадался об этом, — продолжал мямлить Вулф, — но если уж принимать окончательное решение, то надо как следует обосновать его. Я вовсе не собираюсь подвергать сомнению ваш профессионализм или, скажем, ваше право выдавать свидетельства о смерти. Просто я хотел бы задать вам несколько вопросов. Когда вы последний раз видели живого Бертрама Файфа?

— В субботу вечером. Я провел у него около получаса и ушел примерно в двадцать минут восьмого. Все прочие оставались у него, в момент моего ухода они сидели в столовой. Бертрам отказался от госпитализации. Я попробовал кислородную маску, но он сбросил ее, не хотел надевать на себя намордник. Ни мне, ни мисс Гоэн не удалось переубедить его. Он испытывал сильные боли, по крайней мере, так он утверждал, но температура у него упала до тридцати восьми и восьми. Берт был тяжелым пациентом. Жаловался, что не может уснуть; я велел сиделке впрыснуть ему после ухода гостей четверть грана морфия, а если в течение часа не подействует, то добавить еще столько же, В предыдущую ночь ему также ввели полграна.

— И потом вы вернулись в Маунт Киско?

— Да.

— Могли вы предположить, что этой ночью мистер Файф скончается?

— Конечно, нет.

— Значит, известие о его смерти должно было удивить вас?

— Конечно, это меня удивило. — Буль оперся ладонями о подлокотники кресла. — Послушайте, мистер Вулф, я пришел к вам исключительно по просьбе Дэвида Файфа. Вы задаете глупые вопросы. Мне исполнилось шестьдесят, и больше половины своей жизни я практикую. Не менее половины моих пациентов приводили меня в изумление: они теряли либо слишком много, либо слишком мало крови; после аспирина у них появлялась сыпь на лице; при ярко выраженной лихорадке их пульс нисколько не учащался; они оставались в живых, когда им следовало умереть, и умирали, когда их жизни ничто не угрожало. О таких случаях вам может рассказать любой опытный врач. Конечно, кончина Бертрама Файфа удивила меня, но не более, чем достаточное число других странных явлений в моей практике. Через несколько часов после смерти я тщательно осмотрел тело и не нашел ничего, что могло заставить меня хоть на долю секунды усомниться в правильности диагноза. И тогда я выдал свидетельство о смерти.