Окопники - [31]

Вернулся от начальника штаба буквально через

минуту.

— Что так быстро? — удивился я.

— У меня характер покладистый: сразу согласился стать офицером связи. Объясни, пожалуйста, что это такое?

— А я откуда знаю?..

— Так тебе же растолковали.

— В двух словах.

— А мне ни слова. Сказали, что ты в курсе.

— Ладно, пойдем в комендантский взвод, там расскажу…

Вход в комендантскую землянку был завешен плащпалаткой. Сам комендант сидел у входа с автоматом на коленях. Встретил нас без восторга и пропустил в землянку только после того, как. мы сказали, что направлены сюда начальником штаба. Поинтересовался: не земляки ли? И назвал город, о котором мы никогда не слыхали.

В углу на нарах лежал человек в шинели, но без погон. Чуть позже мы узнали, что это старший лейтенант, приговоренный военным трибуналом к расстрелу за то, что в самый разгар боя его не оказалось в роте, которой он командовал. Поминутно оправдывался: «Сам не знаю, как вышло…»

Послышалось завывание снаряда и близкий разрыв. За ним последовали второй, третий…

— Пошел долбить, — флегматично сказал комендант. — Теперь на всю ночь.

С наступлением темноты, по его словам, здесь неизменно повторяется одно и то же: противник начинает обстрел расположения штаба полка.

Опять заговорил осужденный. Сразу после суда он обжаловал приговор и надеялся, что расстрел будет заменен штрафным батальоном. Говорил об этом как бы сам с собою, но, конечно, хотел услышать, что думаем по этому поводу мы.

— Хватит, помолчи, — прервал его комендант. — Раньше надо было думать, чего творишь. Если каждый станет убегать с поля боя, что из этого выйдет?..

Меня поражала жесткость и будничность разговора с приговоренуым к расстрелу. В то же время подумалось: «А ведь и я не сочувствую ему. Не могу сочувствовать! Потому что по вине этого офицера погибли, наверное, десятки доверенных и доверившихся ему людей».

С этой мыслью я и уснул. А рано утром, еще в полутьме, мы с Тихонравовым пошли к'походной кухне за завтраком. Стали с котелками в очередь. Впереди нас было человек пять. Кухня располагалась близко от того места, где всю ночь да и теперь рвались снаряда. Все посматривали туда с опаской, а повар не спеша помешивал суп в котле. Ко1да разрыв оказался совсем близко, кто‑то выругался:

— Черт! Прямо под ноги бросает.

— Знает, куда в эту пору бросать надо, — спокойно отметил повар.

— Ты наливай побыстрее! — прикрикнули на него.

— Не торопись, успеешь.

— Как сказать. Можно и не успеть. А натощак умирать не хотелось бы…

После завтрака мы получили у помощника начальника штаба карты и разошлись в разные стороны. Я пошел к соседу слева, Тихонравов — к соседу справа, в полк, где я служил когда‑то.

Командный пункт я нашел метрах в пятистах от переднего края. О своем прибытии доложил начальнику штаба. В его блиндаже собралось много офицеров. Здесь же находился и командир полка.

Беспрестанно пищали телефоны. Напряженно работали радисты. Я прислушивался к докладам и распоряжениям, стараясь таким образом вникнуть в обстановку.

Минут за пятнадцать до начала артподготовки вышел из блиндажа. На высокой сосне увидел площадку из жердей, обложенную мешками с песком. Там сидел наблюдатель. К нему тянулись телефонные провода. Саперы прилаживали к сосне приставную лестницу — для начальства.

Немцы, вероятно, заметили суету возле КП и предприняли массированный огневой налет. Один их снаряд задел макушку сосны. Вверxу блеснул красный огонек разрыва. Зашуршали посыпавшиеся вниз осколки. С головы капитана — сапера, находившегося почти рядом со мною, слетела шапка, и стала видна страшная рана чуть выше уха. Капитан рухнул на спину. Вокруг его головы на снегу расплывалось кровавое пятно.

Подбежали бойцы, подхватили капитана на руки, но тут же опять опустили на снег. Накрыли лицо ему шапкой и вернулись к прерванному делу — приставлять лестницу. Я первым забрался по ней к наблюдателю. Хотелось взглянуть оттуда на передний край.

В этот миг залп «катюш» возвестил о начале артподготовки. Загрохотали пушки и минометы. Передний край обороны противника затянуло дымом, пронизанным багровыми всплесками.

Я спустился вниз, совершенно уверенный в том, что в немецких окопах не останется ничего живого. Командир полка и начальник штаба по — прежнему сидели за столом, принимая доклады и отдавая распоряжения.

— Пора, — сказал командир полка по прошествии некоторого времени.

Это означало, что пора начинать атаку. Телефонисты и радисты, дублируя один другого, одновременно передали команду в батальоны. В блиндаже воцарилась тишина напряженного ожидания. Первым нарушил ее начальник штаба — связался по телефону с наблюдателем:

— «Глаза», что видите?

«Глаза» доложили, что батальоны вылезли из окопов и пошли вперед. Через минуту — новый доклад:

— Противник встретил атакующих плотным пулеметным огнем.

— Не может быть! — усомнился кто‑то.

Командир полка вызвал и^)вый батальон. Комбат тоже доложил о сильном сопротивлении противника, но заверил, что одна рота прорвалась к немецкой траншее.

Последовали команды артиллеристам. Они должны были подавить ожившие огневые точки немцев. Я отметил про себя спокойствие и выдержку командира полка.