Окончательный диагноз, или соболезнования патологоанатома - [4]

Это естественно, потому что типичный МТА — мелкобуржуазный сентименталист.

Это общая черта подавляющего большинства «нулевиков», даже лучших из них, просто у МТА она бесстыдно торчит наружу.

И это проблема, коллеги.

Потому что била-била нашу фантастику Советская власть — не добила, бил-бил олигархический беспредел — фиг ему, бьет-бьет государственно-монополистический капитализм... Да не родился еще такой государственный строй, чтобы нас извести. А вот массированный вброс сентиментальной прозы в фантастику запросто ее изничтожит.

Ибо плохо они совмещаются. Не надо бы им.

Сентиментализм вовсе не застывший стиль: уси-пуси, бедная Лиза (вообще-то, «Бедная Лиза» по сути очень страшная вещь). Он дает массу возможностей. В его рамках можно делать тексты сколь угодно лихие и динамичные. Можно злые, брутальные, да хоть зверски жестокие, а особенно легко выходят книги, пропитанные ненавистью. Но этот стиль требует накачивать эмоциями каждый чих персонажей, отчего крайне опасен для начинающих и вовсе противопоказан МТА. Только опытный или от природы наделенный чувством меры автор может балансировать на грани, не срываясь в перебор, имя которому пошлость.

Увы, сентиментальная проза коммерческого разлива строится по простейшему шаблону: «Нагнетай!». Некоторые «нулевики» умеют делать это стильно, в меру и строго по ситуации (позвольте без имен, боюсь сглазить, честно). Но зачастую идет накрутка пафоса на пустом месте. Органическое свойство сентиментализма — видеть нежное в обыденном и возвышенное в простом — в исполнении МТА эксплуатируется на всю катушку. И нормальная вроде бы история разом теряет правдоподобие. Потому что все герои то орут, то вещают с пьедестала. И повсюду скачут одноногие мальчики, культовые персонажи конкурса «Рваная Грелка».

Отдельная беда сентиментальной прозы — когда ее натягивают, как варежку на глобус, на фантастику. Выстроить фантастическую триаду «Чудо-Тайна-Достоверность», используя творческий инструментарий сентиментализма, нереально. Плохо будет с чудом и туго с достоверностью. Ведь сентиментализм не приемлет иррационального. И сам он такой по академическому определению, и такие люди его делают. Типичный провал по достоверности — когда в романе, населенном сплошь нелюдью, вампиры и оборотни наделены богатой эмоциональной палитрой, но сугубо человеческой. Не позволяет сентиментализм моделировать алиенарную психику, и хоть ты тресни. Таков лауреат последнего «Странника», жестокий, кровопролитный и слезоточивый роман «Киндрэт. Кровные братья», в котором принял непосильное участие наш эксперт Алексей Пехов. Там предельно очеловечена всякая пакость, спасибо хоть крыс не тронули. А уровень сюсюканья в «Киндрэт» зашкаливает просто до неприличия. Авторский коллектив так переборщил, выдавливая из своих монстров эмоции, а из читателя слезу, что главный герой, типовой исстрадавшийся «нежный вампир», выглядит типовым же, по учебнику, гомосексуалистом-педофилом, хоть тащи его на экспертизу в институт Сербского.

А они ведь хотели как лучше, вот что обидно. И книга, в которую напиханы все до единого штампы вампирского романа, могла бы оказаться занятным экспериментом. Но сентиментализм заел.

Если подходить к вопросу с холодной головой и чистыми руками, положение выглядит так. Сегодня в отечественной литературе (не только в фантастике) идет массовый откат от романтизма к мелкобуржуазному сентиментализму. Отчасти он связан с крушением прежних идеалов. Отчасти с ростом лоу-миддл-класса в крупных городах, где реализуется основная масса «бумажной» прозы и поэзии. Есть спрос, есть предложение, тенденция налицо. То, что всеобщая тяга к сентиментализму — опасный симптом, не волнует издателей и мало кого заботит из авторов.

В фантастике, как назло, водораздел между двумя течениями — это еще и граница между двумя самыми издаваемыми поколениями. И совсем «как назло», у нас есть только один безусловно качественный сентименталист, которого впору заспиртовать, чтобы не пропал случаем — Олег Овчинников. Есть несколько «пограничных авторов», вроде блуждающего Лукьяненко или залегшего на нейтральной полосе Панова. Наконец, есть не особенно сплоченный коллектив стихийных, но упорных романтиков. И целая армия молодых сентименталистов разной степени талантливости.

И, к сожалению, все складывается таким образом, что сентиментализм в нашей фантастике — течение, достойное ярлыка «реакционное». При таком удельном весе МТА иного определения не найти. Сейчас не то время, когда сентиментальная проза может врачевать раны, она только загоняет болезнь вглубь, консервируя лузерские тенденции в сознании потребителя. Сентиментальная проза в исполнении МТА — просто отрава, которая и читателя вконец затупит, и окончательно подорвет акции фантастики на рынке. Массовый читатель, он вроде наркомана: когда нет хорошей «дури», будет лопать плохую, зато большими дозами. Быстро деградирует, и станет ему, болезному, вообще все фиолетово.