Око за око. Этика Ветхого Завета - [181]
14. Герменевтика и авторитет в ветхозаветной этике
Выполнима ли стоящая перед нами задача? Несмотря на многочисленные сомнения некоторых ученых, создается впечатление, что дисциплина ветхозаветной этики живет и процветает. Но широкое многообразие подходов, бегло просмотренных в двух последних главах, может заставить нас задаться вопросом о том, можно ли вообще представить некое целостное описание того, что мы подразумеваем под этими двумя словами — «ветхозаветная этика». Но если, даже оценив широкую палитру доступных сейчас исследований, мы рискнем безрассудно устремиться вперед в окружении такого великого облака свидетелей, с намерением внести свой скромный вклад в область ветхозаветной этики, нас ожидают, по крайней мере, три вызова.
Наша первая задача — «отсюда туда», то есть каким–то образом перенестись в мир ветхозаветного Израиля и затем поставить вопросы нравственности, актуальные для нашего контекста. Выполнение поставленной задачи ставит методологические вопросы. Во–вторых, нам необходимо «вернуться оттуда сюда», то есть понять, как мы в своем мире должны реагировать на то, с чем встретились при исследовании библейского мира. На данном этапе нам неизбежно придется столкнуться с некоторыми идеологическими предпосылками. То, что мы решим заимствовать, будет до некоторой степени зависеть от отношения, с которым мы исследовали библейский мир, кто выступал нашим проводником, что, по нашему мнению, мы увидели, что посчитали ценным и каковы наши контекстуальные ценности. Отправляясь в прошлое, мы не можем быть нейтральными наблюдателями и не должны вернуться таковыми. В–третьих, нам следует понять, действительно ли то, что мы выносим из мира ветхозаветного Израиля, имеет этический авторитет для нашего времени. Это неизбежно поднимает вопрос, что мы подразумеваем под авторитетом и как он функционирует в библейской этике.
Проблемы методологии
Намерение исследовать нравственный мир Ветхого Завета ставит перед нами несколько методологических проблем. К настоящему времени они уже достаточно известны, — похоже, что для того чтобы войти в «гильдию специалистов» по ветхозаветной этике, достаточно просто перечислить все присущие этой дисциплине проблемы.[379] Некоторые ученые уже и не пытаются найти какое–либо конструктивное решение. Поэтому я постараюсь не тратить много времени на этот вопрос, но привести список проблем здесь все же надо.
Все сводится к тому, что мы подразумеваем под фразой «ветхозаветная этика». Здесь возможны три различных варианта. Во–первых, она может относиться к исторической задаче описания того, как израильтяне на самом деле жили в ветхозаветные времена. Во–вторых, она может касаться канонической задачи — определения некоего свода законов или правил поведения, содержащихся в ветхозаветных текстах и написанных для древних израильтян. Исполнялись эти законы или нет — вопрос для этой задачи второстепенный. И, в–третьих, фраза «ветхозаветная этика» может относиться к предписательной задаче — определению свода законов или правил поведения, содержащихся в ветхозаветных текстах и актуальных для нас сегодня.
Историческая задача
Это может показаться очень просто — читай Ветхий Завет и отмечай то, как поступали израильтяне. На самом деле все гораздо сложнее. Следует спросить: Какие израильтяне? Где? В какой исторический период? Согласно какому автору (относится как к библейским авторам, так и к современным ученым)? Это ставит перед нами задачу реконструировать историю Израиля в ветхозаветные времена. Как отмечалось в тринадцатой главе, в труде Дэвида Плайнса (David Pleins) упоминается, что в настоящее время пользуются большой популярностью социологические подходы. Поэтому задача извлечь прямую информацию о том, как поступали израильтяне в любое время их пестрой истории, в высшей степени противоречива. И критическая реконструкция рождает свои трудные вопросы. Ведь чем дальше подобная реконструкция уводит нас от повествования самого канонического текста, тем больше мы должны задаваться вопросом: наблюдаем мы реконструированную этику или этику тех, кто реконструировал, и действительно ли каждая из них подлинно отражает этику реальных древних израильтян.
Каноническая задача
И эта задача на первый взгляд может показаться несложной. У нас есть закон, прямо заявляющий, что израильтяне должны и что не должны делать. У нас есть повествования с их тонкими нравственными оценками, иногда непосредственными, но чаще сформированными при помощи разных литературных приемов и взаимодействия читателя со взглядами автора. У нас есть пророки, проливающие яркий свет на нравственные неудачи сменяющихся поколений израильтян, и в процессе этого показывающие альтернативное нравственное поведение на фоне обнажаемой ими отрицательной реальности. У нас есть культ Израиля, полный этических предпосылок и суждений. И также у нас есть мудрость Израиля, по дружески кладущая руку на плечо общества и дающая нравственные предостережения и советы по широкому спектру вопросов, решений и отношений.
Все эти текстуальные традиции следует анализировать в поисках нравственной оценки того общества, в котором они возникли. Но у текстов есть авторы, составители и покровители. И у этих действующих лиц есть контексты, программы действия и конфликты. Поэтому выплывает еще один уровень вопросов. Кто написал или покровительствовал этим конкретным текстам? В чьих интересах они делали это? Какова связь между нравственным увещеванием и социальной, политической или экономической властью? То есть в чьих интересах тексты учили израильтян тому или иному поведению? Какое представление (или представления) об обществе подпитывает каноническое выражение этических ценностей? И опять ученые отвечают на подобные вопросы с приводящим в замешательство разнообразием. Некоторые находят в писаниях Израиля целую политическую программу борьбы за равноправное общество, а также религиозные санкции в ее поддержку (например, Готвальд). Прочие, размышляя с позиции герменевтики подозрения, считают, что большая часть этической риторики Ветхого Завета нацелена на сохранение патриархального и иерархического status quo. Более того, как показывает Плайнс, в каноне существует такое разнообразие, что нам следует задаться вопросом — имеет ли смысл вообще говорить о какой–либо официальной или унитарной позиции, заслуживающей ярлыка
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.