Око Соломона - [6]

– Не угадал, князь, – усмехнулся воевода. – О римском папе Урбане речь и о германском императоре Генрихе.

– Порода у тебя волчья, Избор, а взгляд орлиный, – вздохнул Олег. – Далеко глядишь.

– А как с письмом? – спросил боярин.

– Письмо к Всеславу будет, – твердо сказал Олег. – Мне союзник действительно не помешает.

Венцелина воевода перехватил на княжьем дворе и сделал сыну знак, чтобы не спешивался. Венцелин удивился, но остался сидеть в седле, спокойно глядя, как расторопный конюх подводит Избору вороного коня. Несмотря на пятьдесят прожитых лет, воевода взлетел на норовистого жеребца соколом. И перехватил у служки поводья сильной рукой.

– Разговор есть, – коротко бросил Избор, выезжая за ворота.

– А в Детинце нельзя было поговорить? – удивился Венцелин.

Воевода бросил на сына оценивающий взгляд и осмотром остался доволен. Хорошего сына родила ему Милица, жаль только, пожить с ней Избору долго не пришлось. Умерла она при родах, и даже искусные византийские лекари ей не помогли. А Венцелин выжил. И в двадцать семь лет вымахал в доброго молодца, косая сажень в плечах, русоволосого и зеленоглазого в мать. Женить его давно надо было, да все как-то недосуг. А теперь, видимо, не придется, ибо предстоит сыну Белого Волка Избора долгая дорога.

– В Аркону? – удивился Венцелин неожиданному приказу отца. – Но зачем?

– Волхвам человек нужен, знающий языки – греческий, латинский, франкский, тюркский, а ты семнадцать лет прожил в Константинополе. Зря я тебе, что ли, наставников нанимал.

– Тюркский-то им зачем? – покачал головой Венцелин. – Где Аркона, а где Румийский султанат.

– Совсем запамятовал, – поморщился Избор. – Ты арабским владеешь?

– Объясниться смогу, а с грамотой не очень. Но ведь арабы от Арконы еще дальше, чем сельджуки? Аркона – на море Балтийском, Никея – на море Черном, а Каир и вовсе на реке Нил стоит.

– И в какое море тот Нил впадает?

– В Средиземное.

– Значит, не заблудишься, – сделал неожиданный вывод Избор. – Таким ты и нужен волхвам.

Венцелин засмеялся было, но тут же оборвал смех под строгим взглядом отца. Они уже спустились с холма, где располагался каменный детинец, и теперь ехали по узким улочкам предгорья, застроенного простыми деревянными домами, обмазанными белой глиной. Конечно, Чернигов и красотой и размерами сильно уступал Константинополю, однако у Венцелина защемило сердце. Он родился и вырос в столице Византии, но всей душой стремился вернуться на родину, о которой столько слышал от отца и его друзей варангов. И вот – вернулся…

– Просьба у меня к тебе будет, Венцелин, – голос Избора неожиданно дрогнул. – Если доберешься до Константинополя, сделай все, чтобы найти Руслана. Не мог мальчонка пропасть бесследно. Не мог!

Руслан был сыном Избора от второго брака. Матерью его была армянка из Эдессы, решившая не в добрый час навестить своих родных. Десять лет назад она выехала из Константинополя с большим торговым караваном, и больше о том караване никто не слышал. Избор сам ездил в Никею к румийскому султану, но сельджуки клялись, что караван миновал их земли без всякого ущерба, а сгинул он где-то близ Эдессы, не оставив после себя никаких следов. Скорее всего, караван разграбили горцы, а людей убили или продали в рабство. Венцелину казалось, что Избор уже смирился с потерей, но, выходит, ошибался – рана на сердце старого варанга так и не зарубцевалось.

– Сделаю все, что смогу, – твердо произнес Венцелин.

– К Симону обратись, ты его должен помнить. Я оставил ему деньги на поиски и выкуп.

– Не помню я Симона, – честно признался Венцелин. – У тебя ведь много людей бывало.

– Тогда – к Радомиру, – нахмурился Избор. – Его-то ты, надеюсь, не забыл?

– Найду его дом с закрытыми глазами, – засмеялся Венцелин.

– Быть по сему, – спокойно произнес воевода. – И пусть поможет тебе бог Перун.

Глава 2. Замок Лузарш.

Шевалье де Руси возвращался в свой замок близ города Реймса в приподнятом настроении. Папа Урбан, надо отдать ему должное, удивил не только епископов, в большом числе собравшихся в Клермоне, дабы обсудить церковные дела, но и знатных мужей, не пожелавших пропустить столь значительное событие. Да что там бароны, если даже простой люд воспринял его речь едва ли не как божье откровение. Сам Глеб де Руси фанатиком веры не был, и это еще мягко сказано, кое-кто даже подозревал его в склонности к язычеству, что было неправдой. Тем не менее, он никогда бы не поехал в Клермон, если бы не просьба короля Филиппа. Сам французский король находился в ссоре не только с папой Урбаном, но со многими епископами. А причиной тому был неуемный нрав сына Анны Ярославны, с трудом сдерживающего сердечные поры при виде очередного смазливого личика. Недоброжелатели Филиппа считали, что нравом он удался в мать, не отличавшуюся строгостью поведения. Сам Глеб королеву Анну почти не помнил, но Филипп и его младший брат Гуго Вермондуа всегда говорили о своей матери с большим почтением. К сожалению, шевалье де Руси нечем было порадовать своего короля: папа Урбан отлучил-таки Филиппа от церкви за преступную, по его мнению, связь с женой Фалька Анжуйского. Глеб возмущения папы и епископов не разделял и полагал, что прекрасная Бертрада стоит тех неприятностей, которые обрушились на голову ее любовника. А что до Урбана, то у Филиппа есть возможность обратиться за поддержкой к другому папе – Гиберту, обитавшему ныне в Ровене. В конце концов, с какой стати природному Капетингу гнуть шею перед каким-то Эдом де Шатийоном, как от рождения именовался папа Урбан. Сам Глеб, скорее всего, так и поступил бы, но у короля кроме личных интересов есть еще и государственные, да и с вассалами приходиться считаться.