Око Соломона - [8]

– Неслыханная щедрость, – согласился с Глебом король.

– Если позволишь, сир, я зачитаю тебе выдержки из речи Урбана на ассамблее?

– Читай, Лузарш. Все-таки приятно иметь хотя бы одного грамотного шевалье в своей свите.

Глеб достал из-за широкого пояса лист, исписанный довольно крупными буквами, откашлялся, дабы слова звучали плавно, и начал читать, подчеркивая голосом торжественность момента:

– Возлюбленные братья! Побуждаемый необходимостью нашего времени, я, Урбан, носящий с разрешения Господа знак апостола, надзирающий за всей землей, пришел к вам, слугам Божьим, как посланник, чтобы приоткрыть Божественную волю. Необходимо, чтобы вы как можно быстрее поспешили на выручку ваших братьев, проживающих на Востоке, о чем они уже не раз просили вас. Ибо в пределы Романии вторглось и обрушилось на них персидское племя турок, которые добрались до Средиземного моря, именно до того места, что зовется рукавом Святого Георгия. Занимая все больше и больше христианских земель, они семикратно одолевали христиан в сражениях, многих поубивали и позабирали в полон, разрушили церкви, опустошили царство Богово. И если будете долго пребывать в бездействии, верным придется пострадать еще более.

И вот об этом-то деле прошу и умоляю вас, глашатаев Христовых, – и не я, а Господь, – чтобы вы увещевали со всей возможной настойчивостью людей всякого звания, как конных, так и пеших, как богатых, так и бедных, позаботиться об оказании всяческой поддержки христианам и об изгнании этого негодного народа из пределов наших земель Я говорю присутствующим, поручаю сообщить отсутствующим, – так повелевает Христос.

Глеб замолк и вопросительно глянул на внимающего ему Филиппа. Короля речь папы Урбана явно заинтересовала больше, чем известие об отлучении от церкви. Во всяком случае, он спросил у шевалье:

– А где же отпущение грехов?

– Если кто, отправившись туда, – с готовностью продолжил Глеб, – окончит свое житие, пораженный смертью, будь то на сухом пути, или на море, или в сражении против язычников, отныне да отпускаются ему грехи. Я обещаю это тем, кто пойдет в поход, ибо наделен такой властью самим Господом. Пусть выступят против неверных, пусть двинутся на бой, давно уже достойный того, чтобы быть начатым, те, кто злонамеренно привык вести частную войну даже против единоверцев, и расточать обильную добычу. Да станут отныне воинами Христа те, кто раньше были грабителями. Пусть справедливо бьются теперь против варваров те, кто в былые времена сражался против братьев и сородичей. Нынче пусть получат вечную награду те, кто прежде за малую мзду были наемниками. Пусть увенчает двойная честь тех, кто не щадил себя в ущерб своей плоти и душе. Те, кто здесь горестны и бедны, там будут радостны и богаты; здесь враги Господа, там же станут ему друзьями. Те же, кто намерены отправиться в поход, пусть не медлят, но, оставив собственное достояние и собрав необходимые средства, пусть с окончанием зимы, в следующую же весну устремятся по стезе Господней.

Закончив чтение, шевалье положил бумагу на стол перед королем. Филипп умел писать и читать, но крайне редко прибегал к бумаге и не только по причине ее дороговизны. Король был близорук и тщательно скрывал этот свой недостаток.

– Речь, насколько я понимаю, идет о Византии? – задумчиво проговорил Филипп.

– Не только, – возразил ему шевалье. – Христовым паломникам надлежит освободить Иерусалим и не допустить осквернения Гроба Господня.

– Нелегкая задача, – покачал головой Филипп. – И много баронов согласилось стать воинами Христа?

– Все, – усмехнулся шевалье. – А многие даже успели пришить к своим плащам белые кресты, как символ будущего паломничества к Святым местам.

Возможно, король еще что-нибудь сказал по поводу оглушительной вести, но тут в беседу короля и шевалье вмешался сенешаль Бизо, неожиданно возникший на пороге:

– К нам гости, сир.

– Сколько их? – спросил Глеб.

– Двенадцать человек, вооруженных до зубов.

– Это ко мне, Лузарш, – поднялся со своего места Филипп.

Глеб предпочитал, чтобы его называли шевалье де Руси, но у короля, видимо, были свои резоны, и он именовал своего вассала Лузаршем, по названию замка, предоставленного ему в управление. Мог бы, кстати, и подарить, но, увы, король Франции был не настолько богат, чтобы разбрасываться землями и крепостями. Многие вассалы Филиппа были куда богаче своего сюзерена. Взять хотя бы того же графа Тулузского или герцога Нормандского. Глебу не раз намекали, что, оставив короля, он приобретет больше, чем потеряет, однако шевалье де Руси предпочитал хранить верность сыну Анны Ярославны, хотя бы в память о своем отце, выходце из далекой заснеженной страны.

Гвидо оказался прав, гости короля Филиппа были чужаками. Глебу никогда прежде не доводилось видеть германского императора Генриха, но он почти не сомневался, что этот худой, длинноногий как аист, далеко уже немолодой мужчина, как раз в это мгновение спешивающийся во дворе замка Лузарш, именно он и есть. Короля и императора не связывало в этой жизни практически ничего, разве что кроме ненависти к папе Урбану. Тем не менее, эти двое обнялись, словно родные братья.