Око Марены - [87]
– А ее никто у тебя не отнимает, – поправил купца Константин. – Ты ее потерял, мои люди нашли и вернули.
– И что я должен сделать взамен?
– Ответить Чингисхану то, что нужно. Слушай внимательно. Он спросит – богата ли наша страна? Ответишь, что бедная. Спросит, много ли у них войска. Скажешь, что да. Расскажешь, что князей много, но когда на нашу землю приходит враг – все встают заодно. Поведаешь, что у нас много дремучих лесов, топких болот и больших рек, а дорог почти нет, поэтому его коннице будет очень тяжело идти от города до города. Но про конницу ответишь лишь, если он сам тебя об этом спросит – первым не лезь. Еще скажешь, что мы хоть и бедны, но за свою свободу будем драться так же отважно, как нищий за свой единственный черный дирхем.
– Тогда он скажет, что такой храбрый народ надо уничтожить, пока он не уничтожил их самих, – безнадежно махнул рукой Ибн-аль-Рашид.
– А ты скажи, что русичи из своих лесов выходить не любят и со своими соседями никогда не враждуют. Но если кто приходит на русскую землю, то на ее защиту становится весь народ и сражается до тех пор, пока на их земле не останется хоть один живой враг. Как видишь, тебе даже не придется лгать, – улыбнулся Константин.
– И это все, что ты хочешь от меня? – недоверчиво переспросил купец.
– Почти.
– Значит, это только начало? – догадался Ибн-аль-Рашид. – Что же главное?
– О главном я уже тебе сказал, – поправил его Константин. – А тебе поручу сущий пустяк. Ты видел сам – я не угнетаю своих подданных. У меня много земли, а людей мало. Если ты возьмешь с собой в обратный путь хороших мастеров, и я, и они скажут тебе спасибо. Только я сразу, а они чуть погодя, когда узнают, что сталось с их родными городами. Если не сможешь никого уговорить – зла на сердце я на тебя все равно не затаю. Если ты сможешь привезти оттуда свитки мудрецов – я буду тебе благодарен. Мне хотелось бы сохранить знания древних от огня, в котором скоро запылают города Мавераннагра. Если нет – тоже не обижусь. Но постарайся хотя бы надежно спрятать их, зарыв в приметное место. Тогда слова великих людей, ныне хранимые в Самарканде, Бухаре, Отраре, Мерве и прочих, не обратятся в пепел и прах, погребенный под руинами. Привези их или сохрани, чтобы позже откопать. Вот теперь, пожалуй, что и все.
– Я не понимаю тебя, князь, – после недолгой паузы недоуменно сказал Ибн-аль-Рашид. – Зачем тебе чужая мудрость, если по приходу Чингисхана сгорит все, что написано кальяном твоего собственного народа?
– Он не придет сюда, – отрицательно покачал головой Константин. – Чингисхан слишком стар, а до нас чересчур далеко. Я уверен, что он не успеет.
– Его тумены стремительны, как стрела. Они подобны сгущающейся туче, а их удар сравним лишь с молнией, разящей беспечного путника.
– Но я еще раз повторяю тебе, что он не успеет.
– Ты не Аллах. Тебе не дано знать, сколько лет осталось жить этому подлому шакалу.
– Что касается срока жизни Чингиза, то у меня, – замялся было князь, но тут же нашелся, – очень хорошие прорицатели. Они никогда не ошибаются.
– Но ты все равно опасаешься. Тогда выходит, что ты им не веришь? – недоверчиво осведомился Ибн-аль-Рашид.
– Верю. Волк издохнет раньше, чем доберется сюда. Но у него подрастают волчата. А чтоб ты понял, насколько хороши мои прорицатели, я тебе поведаю, что они сказали мне. По их словам, самый старший волчонок умрет раньше отца-волка, но, к сожалению, все равно успеет оставить потомство[158]. Вот оно-то и придет на Русь.
– Понимаю, – кивнул головой купец.
– Иди, – отпустил его Константин. – Иди с миром. Торгуй и помни: я подарил тебе жизнь, ничего не потребовав взамен. Только немногое и лишь попросив.
Араб тяжело поднялся, бережно достал из-за пазухи обе пластинки и молча положил одну из них на стол. Константин так же молча пододвинул к купцу мешок с гривнами. Ибн-аль-Рашид медленно покачал головой и придвинул мешок обратно к князю.
– Каждое знание чего-то стоит, – вздохнул он. – Думаю, что за свое я заплатил не самую дорогую цену.
С этими словами он медленно направился к выходу. У двери остановился, повернулся к Константину и произнес:
– Счастлив народ, имеющий столь мудрых и великодушных князей. Пусть будет благословенным имя твое. Своей добротой ты не оставил мне выбора. Справедливейший будет мне свидетелем – я сделаю для тебя все, что в моих силах. – Он вновь тяжело вздохнул, низко поклонился и перешагнул через порог.
Константин долго смотрел ему вслед – оконца в светелке выглядывали как раз на княжеский двор. Затем он устало потянулся.
