Окно - [4]

Он вспоминает про самолет. А, да. Ошибка пилота.

Нет, серьезно: ошибка пилота?

Рейс, направлявшийся в Денпасар, не смог даже из Цюриха выбраться. Рассчитанный на низкорослых, худощавых индонезийцев, бедняга самолет оказался битком набит откормленными, самодовольными швейцарскими курортниками. Они ехали в пекло Нуса Дуа или Санура объедаться венскими шницелями в деревянных ресторанчиках, белых от распыленного искусственного снега, где выряженные в идиотские кожаные штаны крошечные балийские официанты ублажали бы их гевюрцтраминером и рислингом. Ошибка пилота — это вы серьезно? Ему слышно, как, разбегаясь по взлетной полосе, самолет стонет под своей ношей, борясь с одышкой, рывком взмывает вверх, а затем, оглянувшись на пассажиров, уже начинающих требовать выпивки и закусок, дважды сотрясается в судорогах. После первой швейцарских отдыхающих охватывает странное молчание и прошибает пот, хотя суть до них пока не доходит; вторая — сильнейшая, фатальная — швыряет «Боинг-747» на три блока изысканно прилизанных, предназначенных на съем квартир. За все надо платить.

Он думает про самолет, затем про то, что надо бы броситься с крыши. Что тут такого страшного? Четыре секунды нарастающего ужаса, руки вытянуты, как у Супермена или у Христа, а после какая-нибудь микросекунда невообразимой боли. Микросекунда — и всё. Переживет как-нибудь. А потом, после этого, ничего — абсолютно ничего. Всем нам в конце концов в темноту, правда?

Он отстукивает Люси короткое сообщение по электронной почте — именно эта переписка, собственно, и питала их отношения. «Я тебя любил», — набирает он и выходит из системы. Это лучшее из написанного им за многие годы.

Уже полтретьего, народ в основном вернулся с обеда, кроме, как замечает Мэриан, Джулиана и Хлои. Они, по-видимому, уютно устроились в баре «Нидлз», в уголке за столиком. Вот так, вспоминает Мэриан, и начинаются романы, обычно еще до того, как их герои осознают, что это — начало. Обеденный перерыв затягивается, полуделовой разговор заходит все дальше и дальше, тебя, так и не успевшего ни в чем разобраться, сбивает с ног наповал, и тут уж спасайся кто может, а что еще остается. Мэриан нравится — точнее, нравилась — Хлоя, похожая на нее саму девушка из северной провинции, пока не особо освоившаяся в Лондоне и на работе. Джулиан между тем говорлив и откровенен, с этой своей непредсказуемой чувствительностью, которую он демонстрирует, как особый приемчик. Ох, как она втрескалась! То был апофеоз ее вхождения в манящий круг. Он погладил ее по волосам, когда она шарила в кошельке, чтобы заплатить за выпивку. Тогда она впервые поняла: кажется, вот-вот должно что-то произойти.

Последний раз он имел ее две недели назад в своем pied-a-terre [Pied-a-terre (фр.) — городская квартира у людей, обычно живущих за городом] в Хайгейте, пока жена водила их маленькую дочку на очередного «Гарри Поттера». Весь визит длился не более получаса, а сплавили ее в такси минут через пять после начала случки. Ехать домой в SE16 [SE16 — район на юго-востоке Лондона] было долго, неудобно и сыро.

Она снова звонит в хозчасть. Отвечает та же безмозглая тетка, между ними происходит тот же разговор, как если бы они, провалившись в гигантскую черную дыру, попали в параллельную вселенную, состоящую из сплошных повторений. Есть Мэриан расхотелось, а выпить пойти уже не с кем. Ее голод и злость слились в тягучую, свербящую боль. Двести человек там погибло, двести. Что со мной такое в последнее время, почему мне на все наплевать? Такие события — трагедии, как теперь принято говорить, — и те практически не волнуют.

Дэмпси стоит, как бездарный комедиант в роли душевнобольного, в ожидании лифта, слегка подрагивая в преддверии того, что должен совершить. Но лифт, как будто заметив его, ныряет ниже, в подвал, а затем снова идет вверх, не останавливаясь. Другой лифт сломан; на табличке, прилепленной изолентой к дверям, приносятся извинения за причиненные неудобства и сообщается добавочный номер, по которому следует обращаться за дальнейшей информацией или с предложениями и замечаниями. Вокруг него собирается пестрая толпа сотрудников, среди которых есть и его знакомые, но он стоит поодаль, в стороне от них, тяжело дыша и уткнувшись взглядом в стену. Спустя примерно четверть часа среди ожидающих воцаряется эдакая праздничная атмосфера: нечесаный стажер и двое юных секретарш упражняются в остроумии на тему «а лифта все нет»; у двух-трех завотделом новостей, не по своей вине опаздывающих на летучку, развязываются языки в совместной беседе. Ведутся злопыхательские разговоры о политических интригах в организации и целиком высосанные из пальца рассуждения об авиакатастрофе: знаете, эти азиатские авиакомпании, им как-то больше не доверяешь, с тех пор как их экономика накрылась лет пять-шесть назад, уровень у них стал уже не тот, за все надо платить.

К тому времени, когда лифт наконец приходит, некоторые и думать о нем забыли, завязавши приятельские отношения, которые вполне могут перерасти в многолетнюю дружбу. Дэмпси вваливается внутрь и умоляюще смотрит на соседей, надеясь, что они смогут увидеть в его глазах отпечаток смерти, до которой всего несколько мгновений, понять, что вот перед ними душа, ожидающая спасения. Но людям в лифте не по себе, они слегка отодвигаются от него. Похоже, думает он, они знают, что я собираюсь сделать, и, похоже, совершенно не возражают против такого варианта. На самом-то деле они, конечно, просто пытаются держаться подальше от коллеги, который явно лыка не вяжет, хотя Дэмпси чувствует себя до странного трезвым — необычное для него в последнее время душевное состояние. Выплюнутый лифтом на верхнем этаже, он несколько мгновений стоит в одиночестве, стараясь отдышаться и угадать дорогу на крышу.